В прошлой статье я писал о том, что, несмотря на рост неравенства в доходах, неравенство в потреблении реальных благ в развитых странах скорее сокращается. Неравенство доходов конвертируется в символическое потребление и неравные права в принятии решений. Эта статья представляет собой взгляд на те же процессы с другой стороны и посвящена неравенству вклада в создание общественного богатства.
От охотников к королям
Значительную часть истории человечества неравенство в потреблении было меньше, чем неравенство вклада в создание благ. Несколько наиболее сильных и умелых охотников племени добывали большую часть пищи, раздавая ее детям, старикам и менее удачливым охотникам. Им самим доставался лучший кусок, но пропорционально это было меньше их доли в результате охоты.
Одна из самых древних систем социального взаимодействия – культура даров. Положение человека в социуме во многом определялось тем, сколько он дарит окружающим. Более успешные охотники дарили больше и пользовались большим уважением. В те времена власть в племени, как правило, также принадлежала тем самым сильным охотникам и это воспринималось большинством как справедливое и естественное состояние.
По мере развития земледелия и скотоводства, появления излишков и увеличения числа ступеней социальной иерархии ситуация стала постепенно меняться. Меньшинство стало эксплуатировать большинство, отнимая у него излишки. Дары в социальной системе стали чаще двигаться «снизу вверх», а не «сверху вниз».
Верхние звенья социальной иерархии также вносили свой вклад в создание общего богатства, проектируя ирригационные системы, создавая новые знания и орудия труда. Тем не менее долгое время марксистский взгляд на историю аграрного и индустриального общества, в которой относительное меньшинство эксплуатировало большинство, оставался более или менее верным.
В отдельных случаях присвоение отдельными лицами больших богатств можно объяснить сэкономленным ими временем других людей. Например, изобретения Эдисона сэкономили человечеству триллионы человеко-часов, а его деятельность внесла в общественное богатство больший вклад, чем сделанное за всю жизнь многими миллионами рабочих в совокупности. Можно сказать, что то богатство, которое Эдисон получил за свою работу, меньше, чем стоила бы сэкономленная им работа этих миллионов рабочих.
Однако Эдисон – редкое исключение. Подавляющая часть привилегированного меньшинства в течение тысячелетий пользовалась непропорционально большими благами по праву сильного или по праву рождения, с разной степенью приличия присваивая результаты труда большинства. В борьбе с этой несправедливостью эксплуатируемое большинство добилось сначала права голоса, а потом и создания систем социальной поддержки.
Все работы хороши, но – по-разному
Однако мир снова изменился. Мы не стали меньше работать: формально доля работающих в населении большинства стран в последние годы только росла. Но соотношение вклада разных типов работы в общественное благо сильно изменилось.
Давайте умозрительно разделим все виды работ на три группы:
1. Стандартизированные операции. Сюда относится труд рабочих на конвейере, работа водителей, грузчиков и землепашцев.
Самый талантливый и добросовестный рабочий или водитель может произвести лишь ненамного больше, чем самый бездарный и ленивый. Выдающимся на конвейере стать невозможно. Специфика этих работ такова, что вклад в создание реальных благ разных людей варьируется слабо: чаще всего на десятки процентов, реже в разы и никогда в десятки раз.
(Поскольку зарплата зависит от множества факторов, здесь и далее я буду говорить именно о разнице в объеме производства реальных благ.)
2. Персональные услуги. В эту группу входит огромное количество специальностей от парикмахеров и массажистов до учителей и врачей. Здесь могут быть специалисты совершенно разного уровня квалификации, с разным масштабом вклада в создание реальных благ, однако этот вклад не масштабируем.
Талантливый и трудолюбивый врач продлит больше жизней, профессиональный парикмахер сделает более стильную прическу, однако ни тот ни другой за время своей работы не могут обслужить в сотню раз большее количество людей, чем их бездарные и ленивые коллеги.
Среди занятых во второй группе персональный вклад отдельных специалистов в создание общественного богатства может отличаться заметно больше, чем в первой группе. Как правило в разы, редко в десятки раз и никогда в тысячи.
3. Масштабируемые операции. К этой группе относятся управленцы всех мастей, ученые, архитекторы, конструкторы, программисты, писатели, артисты и многие другие.
Если очень упрощать, то их деятельность направлена на решение одного из двух типов задач – экономии времени других людей либо заполнения этого времени (досуга).
Деятельность любого управленца можно рассматривать как экономию времени его подчиненных. Зачастую минутное размышление о том, как перестроить процесс, способно сэкономить тысячи человеко-часов в год. Новые знания, создаваемые учеными, также позволяют создавать экономящие время механизмы и оптимизировать процессы. Архитекторы работают в том числе над тем, чтобы сделать здания более функциональными, сэкономить стройматериалы и так далее.
Писатели, художники и актеры заняты обратным – заполняют наш досуг. И в некоторой извращенной логике эффективность Льва Толстого можно оценивать по тому, сколько часов времени человечество потратило на прочтение «Войны и мир» в сравнении с тем, сколько времени автор потратил на его написание.
Отличие этих профессий от предшествующих двух групп состоит в том, что вклад каждого конкретного работника в создание благ может отличаться в сотни и даже десятки тысяч раз.
Хороший руководитель крупной компании может экономить десятки миллионов часов своих сотрудников в год – в миллионы раз больше, чем бесталанный руководитель небольшой фирмы. Изобретения талантливого ученого могут сэкономить сотни миллиардов человеко-часов. Бесталанный ученый не изобретет ничего полезного. Труды талантливых писателей или актеров увидят и прочитают в миллионы раз больше людей, чем труды их менее талантливых коллег.
Неравенство писателей
Ни у кого не вызовет удивления, что неравенство в обществе, состоящем из писателей, будет выше, нежели в обществе, состоящем из землекопов. Рост неравенства в развитых странах в последние 30 лет во многом связан с изменением соотношения числа занятых в вышеописанных трех группах работ.
На начало XIX века даже в передовых странах мира в первой группе были заняты более 90% всех работающих, так как более 80% населения были крестьянами, и города изобиловали простыми стандартизированными работами. В середине XX века в США первой группой работ занимались более 2/3 работающих. Оставшаяся треть примерно поровну делилась между второй и третьей группами. Если очень грубо проанализировать статистику по занятости США на сегодняшний момент, мы увидим, что на специальности, преимущественно связанные с выполнением работ первой группы, приходится уже менее 40% занятых, второй группы – более 20% и третьей – уже почти 40%.
В ближайшем будущем нас ждет автоматизация транспорта, уменьшение числа кассиров, автоматизация и роботизация многих других похожих работ. Изменится соотношение инженеров и рабочих на заводах, разработчиков диагностических алгоритмов и врачей в больницах, программистов и операционистов в банках и в государственных органах.
Иными словами, число занятых работами первой группы, где вклад в создание благ разными людьми различается мало, будет и далее сокращаться, а количество занятых в тех специальностях, где этот вклад сильно различается от работника к работнику, уже выросло и будет в обозримой перспективе расти.
Неравенство вкладов в создание общественного богатства растет не в силу чьей-то сознательной политики или нечестных коэффициентов обмена, а просто в силу технического прогресса: становится меньше работ, где сложно выделиться, и больше работ, в которых разница между способностями людей может проявляться очень существенно.
В предыдущей статье я подробно описывал, как и почему рост неравенства доходов не конвертируется в пропорциональный рост неравенства в потреблении реальных благ. Здесь же хочу обратить внимание на то, что рост неравенства доходов во многом происходит из-за еще более стремительного роста неравенства вклада в создание благ.
Таким образом, со времен первобытного общества мы впервые входим в ситуацию, когда неравенство в потреблении благ вновь оказывается меньше, нежели неравенство в их создании. Из мира, где меньшинство забирало у большинства излишки, мы возвращаемся в мир, где относительное меньшинство частично содержит относительное большинство менее удачливых соплеменников.
Уже сегодня в развитых странах 10% населения, работающие наиболее эффективно, создают вклад в ВВП, сопоставимый с тем, что создают наименее эффективные 50%. Если сегодняшние тенденции сохранятся, то в обозримой перспективе мы увидим ситуацию, когда верхние 10–20% населения будут производить 70% или даже 90% общественного богатства, а трудовым вкладом большинства можно будет пренебречь как незначимым.
Большинство будут либо просто содержать, либо придумывать для него деятельность, без которой при желании можно было бы легко обойтись.
Я трижды подчеркиваю, что непропорционально большой вклад будут вносить не избранные единицы, а 10%-20% населения, то есть, например, несколько десятков миллионов человек в масштабах такой страны как США.
Также стоит оговориться, что сказанное выше сегодня справедливо лишь в отношении самых передовых стран. В отсталых коррумпированных странах или странах, где доля природной ренты в ВВП существенна, неравенство доходов все так же больше неравенства трудовых вкладов, как и века назад.
Сегодня даже убежденные сторонники либеральных экономических концепций по инерции живут в логике представлений о неравенстве, характерных для начала XX века. Им кажется, что если не их собственное, то значительная часть богатства вообще создана за счет эксплуатации бедных и обездоленных. То, что эта парадигма в развитых странах устарела, станет широко распространенным убеждением не скоро, после долгих политических и социальных дискуссий. Однако когда понимание этого факта станет широко распространено, это подвергнет существующую социальную и политическую систему серьезным испытаниям.
Удар по демократии
Большую часть истории перераспределительной политики государства мы наблюдали неравенство в потреблении, а не в производстве.
Довольно легко перераспределить излишки от богатых к реально нуждающимся, особенно когда даже среди богатых распространено убеждение, что большинство состояний унаследовано или нажито не совсем честным путем.
Сложнее будет перераспределять от тех, кто понимает, что потребляет меньше своего личного вклада в создание общественного богатства, в пользу тех, кого в соответствии с понятиями всех предшествующих эпох сложно было бы назвать нуждающимися.
Сложнее будет и объяснить, для чего в подобной системе необходимо всеобщее избирательное право и подотчетные непроизводящему большинству политические структуры, решающие, как забрать у одних и передать другим.
Раньше создание внешних по отношению к богатым перераспределительных политических структур оправдывалось в том числе тем, что равенство возможностей игроков на старте более эффективно для реализации экономического потенциала всей системы в целом.
Но если равенство возможностей уже было предоставлено и к определенному возрасту одни вносят в общественное благосостояние порядково больший вклад, нежели другие? Если политические структуры в реальности не служат ничему, кроме манипуляции большинством? Причем манипуляции, осуществляемой силами талантливых представителей масштабируемой группы специальностей.
Разве те немногие, кто доказал свою компетентность и общественную полезность, кто уже обеспечивает большинство, не лучше понимают, как правильно структурировать ту помощь, которую они оказывают меньшинству?
В среднесрочной перспективе в развитых странах дискуссии будут вестись именно о соотношении масштабов благотворительности и масштабов вмешательства облагодетельствованных в управление структурой благодеяний.
Дискуссия о базовом доходе и о том, стоит ли сохранять за его получателями право голоса – лишь первая ласточка среди многих подобных.
Все это создает серьезные угрозы для долгосрочной устойчивости тех политических систем, которые сегодня принято называть демократическими. В особенности для концепции равного избирательного права. Продуктивное меньшинство неизбежно будет ставить вопрос о большем объеме политических прав. Ведь если формулировать предельно жестко, то иждивенцев не спрашивают о том, как правильно их облагодетельствовать.
(И даже если бы спрашивали, то интеллектуальные способности вопрошаемых часто не позволили бы им дать ответ, максимально соответствующий их же собственным интересам.
Созидающее меньшинство, опирающееся на анализ больших данных и иные технологические новации, если не сегодня, то завтра будет способно лучше понимать, что нужно большинству. Как уже сегодня отдельные сервисы лучше нас знают, какие книги и фильмы нам понравятся, а какие не очень. Но это тема отдельной большой статьи.)
Удар по суверенитету
Изменения относительной ценности различных факторов производства оказывают серьезное влияние и на эквивалентность обмена между странами разного уровня развития. Мир, где передовые страны эксплуатировали колонии, относительно безвозмездно вывозя их ресурсы, давно в прошлом. Сегодня развивающиеся страны бесплатно или почти бесплатно получают от развитых гораздо больше, чем дают им взамен.
До сих пор левые по инерции продолжают клеймить транснациональные корпорации, эксплуатирующие бедных рабочих из развивающихся стран, но почему-то мало говорится о том, что программные и инженерные решения, попадающие в эти бедные страны из богатых бесплатно или по существенно сниженным ценам, резко изменяют там жизнь к лучшему, спасают от болезней и экономят миллиарды человеко-часов тяжелых работ.
Да, Google и Facebook зарабатывают на рекламе, в том числе и в бедных странах, но те преимущества, которые развивающиеся экономики получают от придуманного не ими интернета и огромной инфраструктуры бесплатных сервисов, от поисковиков до сайтов знакомств, в тысячи если не миллионы раз больше доходов компаний-поставщиков сервисов от рекламы. Подобных примеров, когда блага и инновации, создаваемые в передовых странах, достаются бедным почти бесплатно, множество.
Встречный процесс – массовое перемещение из развивающегося мира в развитый именно тех людей, вклад которых в общественное благо максимально масштабируем. Просто потому что в развитых странах этот вклад масштабировать проще, чем в развивающихся. Те немногие, кто чем дальше, тем в большей степени будет кормить остальное человечество, также имеют склонность концентрироваться в определенных местах. Это создает больше возможностей для реализации их потенциала.
В мире, где метрополии содержат колонии, а интеллектуальные элиты обеспечивают благосостояние широких масс, современные международное и всеобщее избирательное право выглядят анахронизмом.
Понятно, что все это может стать реальностью, только если текущие тенденции не изменятся. Также понятно, что `социально-политические структуры не могут измениться мгновенно. Тысячелетия назад, несмотря на то что объединение разрозненных племен под началом одного монарха соответствовало объективным интересам большинства населения этих племен (меньше войн и больше торговли в объединенном государстве), это не мешало значительной части населения временами восставать за былую племенную независимость.
Почти везде объединение под властью монарха происходило с сохранением значительной власти и привилегий старых племенных элит. Так и сегодня, ни национальные государства, ни политические системы, построенные на всеобщем избирательном праве, не отправятся молниеносно на свалку истории. Им придется поделиться частью прав на принятие решений, уступить контроль над частью перераспределительных процессов, отказаться от некоторых противоречащих современной парадигме привилегий. Но не более того.
Однако, если рост неравенства вклада в создание общественного богатства окажется долгосрочным и интенсивным, то через несколько десятилетий и слово «суверенная», и слово «демократия» окажутся устаревшими в одинаковой степени.