Прочитанные мной мемуары деятелей первой половины ХХ века можно отнести к двум категориям.
Характерным примером первой являются «Воспоминания и размышления Жукова». Тут сразу есть внешний литературный редактор, сильнейшая самоцензура (то, что советская цензура выкинула, потом восстановили, но сколько Жуков изначально не написал/изменил, чтобы в ту советскую цензуру в принципе податься), а также доступ к официальной версии архивов. В подобных мемуарах реальная авторская память, сильно причесана, литературно отфильтрована и насколько возможно, согласована с текущей официальной версией истории. Крайней точкой данной категории являются «воспоминания» Брежнева.
Примером второй является «Моя жизнь» Троцкого (а, в некотором смысле, и «Моя борьба» Гитлера:). Если автор, обладает литературным талантом и/или считает себя действующим политиком, а также оторван от архивов, то рассказ о фактических обстоятельствах его жизни полностью подчиняется интересам литературной красоты и/или политической целесообразности. Тут очень сложно отделить факты от вымысла и интерпретаций.
Раньше мне казалось, что особняком стоит только Черчилль с «Второй мировой войной». Там слишком много всего совпало. Черчилль: (1) Стал известным писателем, раньше, чем известным политиком, а потому не нуждался в редактуре. (2) Имел предшествующий опыт работы с архивами и написания исторических книг (многотомник о Мальборо). (3) Во время написания одновременно сохранял доступ ко всем архивам, включая совсекретные, но при этом осознавал, что политическая карьера просто в силу возраста закончилась и это именно мемуары, а не политический памфлет.
Однако мемуары Хрущева в некотором смысле тоже стоят особняком. Представьте себе человека, отставленного со всех постов, практически изолированного на даче под плотным присмотром КГБ. Этот человек диктует на магнитофон. Шансы издания в СССР нулевые, да и вообще перспектива издания сомнительна. Литературного таланта нет, политического будущего нет. Доступа к архивам нет, а потому многие факты прямо привязывает к неправильным датам не в той последовательности не с теми людьми. Без возможности сверить, как помнит.
Литературной редактуры нет. Более того, возможность последующего редактирования наговоренного ограничена. Это же не печатный текст, а аудиозапись. Сидит он, телевизор смотрит, и старчески наговаривает что вспомнит. Некоторые истории повторяются в тексте по 5-7 раз в разных вариантах. Четкой структуры книги в голове нет. То идет по направлениям: сельское хозяйство, оборона, международные отношения. То по периодам. То просто: «вчера встретил того-то», «сегодня 23 февраля», «только что передали погиб Гагарин», «сегодня слушал по радио передачу о том-то», «сегодня умер Хо Ши Мин». Частенько рассказывает анекдоты. Мемуары обрываются смертью, поэтому разные разделы в разной степени «причесаны».
Помесь исповеди, старческого маразма, разговоров о политике уровня «пенсионеры на лавочке», попытки разрешить мучавшие всю жизнь вопросы, оправдаться, укорить, по старчески рассказать о том как «были и мы рысаками». Очень и очень своеобразный коктейль из которого личность автора видно гораздо лучше чем, например, у Жукова. А самое важное содержится именно в тех моментах, где он «проговаривается». Моментах, которые при нормальной редактуре и работе с текстом были бы выкинуты, а так остаются важным источником информации.
Наверное, двойные стандарты это профессиональная деформация любого политика. У Хрущева их в избытке:
Едва ли не через запятую он осуждает силу примененную в Чехословакии в 1968 и оправдывает Венгрию 1956, где совершенно аналогичные (и гораздо более кровавые) решения принимал он сам.
Неоднократно повторяет мысль том, что надо бы (надо было) сделать выезд из СССР свободным, потому что «что ж это за коммунистический рай такой, из которого людей не выпускают», и тут же очень подробно и обоснованно хвалит себя за решение построить стену в западном Берлине, чтобы специалисты из ГДР не бежали. Обе линии с множеством аргументов, которые логически прямо противоречат друг-другу.
По тексту едва ли не десяток примеров сталинского идиотизма по отношению к сельскому хозяйству, когда, например, из центра не взирая, на качество почв и климатические условия разных территорий, централизовано приказывали всем сеять яровую пшеницу, или регулировали глубину вспашки, что приводило к потере урожая в определенных областях (что характерно подобного рода решения принимал и заставлял исполнять Сталин лично). Из этого Хрущев многократно повторяет вывод – надо на места подобные решения делегировать.
И тут же, буквально через запятую, множество «прогрессивных решений», про удобрения, культуры, методы вспашки, притащенных Хрущевым из зарубежных поездок, и точно также централизовано внедряемых им везде. При этом еще сокрушается о том, что ж за дикие такие крестьяне/председатели колхозов. Прогресса не понимают.
Однако, самый интересный и абсолютно шизофренический, внутренний диалог мемуаров, строится вокруг противоречия между истовой верой Хрущева-сектанта в прогрессивность марксистского вероучения, и пониманием Хрущевым – практичным хозяйственником, реальных преимуществ «капиталистического способа производства» в тысячах совершенно конкретных практических вопросов.
Я даже не знаю какой образ использовать для описания. Вот допустим истово верующий католик становится Папой Римским. (Это ведь возможно? Ну чисто с точки зрения теории вероятности могло ведь так случиться, что из 266 Пап, хоть кто-то, вопреки логике иерархического отбора, и правда сохранил веру в бога к моменту избрания Папой?). И вот этот Папа хочет исцелять людей, видит что молитвы не помогают, хоть он верит, что должны. Для исцеления людей он все глубже изучает современную химию и медицину, видит что они исцеляют. Но (допустим) чем больше он узнает медицину и химию, тем больше он видит противоречие реально действующих методов исцеления догматам веры. Но верит он истово и потому пребывает в постоянном шизофреническом состоянии.
По порядку. Молодой рабочий Хрущев уверовал в Маркса. Воевал в гражданскую, пошел работать по партийной линии. Отличался практической сметкой и техническим складом ума. По меркам советского руководства даже получил какое-то образование, (надо понимать, что в основном оно сводилось к изучению и обсуждению священных текстов, но это больше, чем никакого). Во время учебы в Промакадемии случайно попал в одну группу со Светланой Аллилуевой, с которой подружился. Сам честно пишет, что это бы его счастливый лотерейный билет по жизни. Аллилуева приглашала его на обеды домой. Так он познакомился с живым богом и (ну или верховным жрецом Маркса), который с тех пор лично распоряжался судьбой Хрущева.
Уже в это время, когда вера его невероятно крепка, Хрущев постоянно сталкивается с фактами, нарушающими стройную картину мира. Частники на колхозных рынках продают те же продукты дороже и лучшего качества. Соревноваться с ними силами промкооперации никак не получается. Введение более прогрессивных колхозов приводит не к росту, а к снижению урожайности. Бог-Сталин в быту совсем не идеален да еще постоянно позволяет себе богохульствовать о Боге-Ленине. И так далее. Но все это мелочи и в ту пору если в чем и возникли у Хрущева сомненья, так в том, что Сталин – истинный бог. В учении Маркса – ни малейших.
Хрущеву удивительно долго везло – каким-то чудом его не репрессировали. А потом еще раз повезло. Хоть в общем-то выиграть аппаратную борьбу после смерти Сталина было самым меньшим и самым не случайным из трех больших везений, вознесших его на вершину власти.
После прихода к власти начинается эпопея поездок Хрущева по зарубежным странам. Поездок не очень типичных для государственного лидера. Не 2-3 дня официальных мероприятий, а 1-2 недели с осмотром городов и весей, а главное заводов и ферм. И здесь его вера подвергается воистину дьявольскому испытанию.
Предшествующая карьера Хрущева была преимущественно хозяйственной. Он довольно глубоко (для его уровня управления) вникал и понимал в технологии всего подряд. Даже на старости лет, не имея под рукой никаких материалов, он по памяти диктует проценты жирности молока в разных странах, урожайности различных культур, расходы материалов на квадратные метры и множество других технических параметров. Он этим болел. Он в это в меру сил и интеллекта вникал. И видя более эффективные технологии всячески пытался их внедрить. Ведь это же должно быть так просто и логично внедрить прогрессивные технологии в рамках прогрессивного социалистического строя:)
Купили производство под откорму птицы целиком под ключ со всей технологией. Но у гадов буржуинов на килограмм птицы идет 2,5 килограмма кормов, а в СССР по той же технологии– 5 килограммов. Он ругается, распекает руководство, говорит ему стыдно иностранцам в глаза смотреть.
В Голландии, мало того, что в 5 раз больше картошки с гектара собирают, так еще, гады, в 4 раза меньше по весу на этот гектар сеют. Попытки перенять технологии ничего не дают. В Данию приехал – ну просто завидно слов нет. Жирность удоев в 2-3 раза выше. Удои больше и так далее.
Он постоянно возвращается к вопросу «почему так?» Даже доходит в своих рассуждениях до таких факторов как культура. (Это умно, но все-таки культура на интересующие Хрущева примитивные вещи типа промышленности и сельского хозяйства мало влияет, при правильных стимулах и папуасов можно технологии обучить, культура она больше про сферу услуг и социальную организацию).
Съездили в Америку, оттуда принесли современные технологии вспашки-обработки, которыми фермер поделился. И вот прогрессинвный тракторист такой-то обрабатывает один много гектаров и даже урожайность хорошая . АААА можем ведь!!!! Но любое масштабирование срывается. Несколько одинаковых историй про отдельных людей, что на узких участках приближаются к среднеевропейским показателям, но любые попытки масштабирования проваливаются. Почему???
И так постоянно по кругу. И вроде приходит к тому, что нужна личная заинтересованность. И что решения делегировать на места. И главы колхозов должны быть мотивированы от приб… «советский строй самый лучший!» «централизованное планирование обладает безусловными плюсам! «Абырвалг!».
Через запятую пишет, что главной ошибкой коллективизации было то, что был нарушен принцип добровольности при вступлении в колхозы, и тут же, через запятую, что ни в коем случае нельзя допустить появления кулаков.
Просто предмет для психиатрической экспертизы. Хрущев практик, которому больно, что у буржуинов настолько лучшие результаты, начинает в деталях разбираться в каждой конкретной ситуации и технологии, индуктивно откручивать причинно-следственные взаимосвязи почему такая разница, и все разумно четко излагает, НО в какой-то точке эта логичная простая крестьянская его сметка входит в противоречие с символами веры, и все перемыкает.
Характерные цитаты: “Если бы у нас были не колхозы, а частное индивидуальное хозяйство, частная собственность на землю, сразу же появились бы кулаки. Знаете, какие у них были бы урожаи, и какие бы они выжимали доходы с каждого квадратного метра? Люди моего возраста знают, что в Подмосковье было очень много сильных кулацких хозяйств. Кулаки умели выращивать овощи, получали доход и кормили города. У нас в социалистическом хозяйстве такого стимула нет. Нет и материальной заинтересованности. Следовательно, должны быть сильные организационные начала”. (!!!)
“ [В СССР нехватает продуктов питания]Я уж не говорю о выборе разных продуктов, об ассортименте. Тут уж не до выбора, не до жиру, быть бы живу. Люди покупают то, что есть в магазине, а не то, что хотели бы купить. Мы тогда критиковали Югославию за то, что она не проводит кооперирование деревни по‑нашему, и критиковали Польшу, … Поляки же [теперь экспортируют] в СССР картофель. Так кто же оказался прав? Возможно, югославы и поляки”. Буквально через запятую пассаж о необходимости внедрения современных методов хозяйстворвания в колхозах.
«Или вот болгарские помидоры. Получаем дрянь. Болгары привыкли, что русские съедят всякое дерьмо, извините за выражение, вот и снимают помидоры еще зелеными, а краснеют они при транспортировке. Это же сущая дрянь! Они помидоры в Западную Германию тоже вывозят, но не такие, потому что там их не купят, там конкуренция. А у нас что продадут, то потребитель и съест”.
“А транзисторные приемники? Японские считаются самыми лучшими. Говорят, с ними конкурируют западногерманские. Тоже ведь разрушенной была страна! Все это заставляет нас подумать об организационных формах, о работе наших научно‑исследовательских институтов и многом другом. Видимо, здесь существует у нас какой‑то большой дефект. Количество инженеров и ученых, если подходить к делу чисто арифметически, у нас, видимо, не меньше, чем в Западной Германии и Японии. Статистика гласит даже, что мы выпускаем во столько‑то раз больше инженеров и техников. А сколько у нас докторов и кандидатов наук? Тем не менее результаты технической и научной мысли, на основе которой создаются прогрессивные машины и приборы, приходится приобретать за границей. И сейчас остается такое же положение. Это заставляет нас думать, и не только думать, а хорошенько проанализировать ситуацию”.