«Дать право голоса африканцам, находящимся на нынешнем уровне бедности и неграмотности — не значит помочь им. Наоборот, это сделает их жертвами. Потому что сразу же найдётся какой-нибудь лидер бандитского склада, который эту бедность и неграмотность использует в своекорыстных целях».

Реджинальд Педжет член парламента Великобритании начало 1960-х

Об эксплуатации Африки европейцами написано много. Работорговля, тысячи отрубленных рук в Конго и прочие жестокости колонизаторов достаточно широко известны. Вследствие данных ужасов в общественном сознании господствует нарратив о том, что эпоха колониализма в Африке – однозначное зло, а освобождение от него – однозначное благо. В данной статье мы попробуем посмотреть на последствия деколонизации в немного неожиданной оптике.

Начать следует с того, что европейский колониализм образца середины ХХ века очень сильно отличался от колониализма XVI-XVIII веков. И дело не только в том, что к этому моменту европейцы уже давно не торговали рабами и не рубили руки, но и в том, что по факту последние несколько десятилетий колониализма метрополии вкладывали в развитие колоний гораздо больше, чем получали с них.

Есть все основания полагать, что африканские колонии были убыточны для метрополий даже в последней четверти XIX века. В частности результаты немецкой колониальной политики 1880-1914 были глубоко убыточны для метрополии по всем возможным параметрам. Доходы не покрывали и 60% возможных затрат https://www.ucl.ac.uk/…/7._cokic_german_colonies…

Ряд исследователей считает, что даже Британская колониальная империя была убыточна для метрополии уже в 1870-1914 годах (Offer, A. (1993). The British Empire, 1870-1914: A Waste of Money?). Тут правда очень большую роль играет вопрос глобального распределения имперских военных расходов. Английское адмиралтейство еще в начале ХХ века стыдило колонии и доминионы за небольшой вклад в содержание армии и флота. Средний англичанин тратил на содержание имперской армии примерно в 50 раз больше чем средний житель африканской колонии, в 20 раз больше среднего индуса и в 3-10 раз больше среднего жителя доминионов (Канада, Австралия, ЮАР , Новая Зеландия)

Английский флот защищал судоходство и канадских и австралийских и индийских судов, но платила за его содержание почти исключительно Британия. Если бы Индия в 1930-е была независимой как Китай, то Япония вполне могла бы вторгнуться туда как в Китай и собственно индийских военных расходов в составе Империи было бы явно недостаточно для создания армии способной противостоять подобному вторжению.

Если рассматривать содержание английской армии как плату за оборону всех частей Империи, то колониальная империя в целом и особенно африканские колонии и близко не были способны покрыть подобные расходы в сколько-нибудь справедливой пропорции. С обретением независимости прямые расходы независимых африканских стран на оборону возросли в сравнении с колониальными временами.

С другой стороны в дорогую геополитику играли отнюдь не африканские вожди, а английские лорды. Англичане платили за влиятельность собственной элиты. Т.е. если рассматривать все военные расходы любой страны всегда исключительно как расходы на увеселение элит, невыгодные населению, то все справедливо и английские рабочие платили за увеселение своей английской элиты играми в геополитику. Но если смотреть на военные расходы как на что-то имеющее отношение к благу и безопасности простых граждан, то цифры не оставляют никаких сомнений в том, что простые английские или французские рабочие в течение всего ХХ века прямо и существенно дотировали оборону простых жителей колоний.

В 1945-1955 годах государственные расходы и в британских и во французских колониях в Африке выросли в 4 раза, при резком многократном росте доли расходов на инфраструктурные проекты и образование. https://halshs.archives-ouvertes.fr/halshs-01820209/document Рост расходов был в значительной степени обеспечен прямыми субсидиями метрополий. В 1952 году прямые субсидии Франции превышали 30% всех государственных расходов колоний в западной Африке.

Таким образом, если в период 1870-1945 годы вопрос о экономическом балансе взаимоотношений колоний и метрополии еще мог быть спорным и ответ на него сильно зависел от того, какое распределение военных расходов следует считать справедливым, то после второй мировой войны метрополии однозначно прямо дотировали колонии. Это справедливо как минимум в отношении англо-французских колоний в черной Африке в среднем. Некоторые британские колонии/зависимые территории, богатые природными ресурсами, например Малайзия или Кувейт, были для метрополии более чем прибыльными.

Идеологически понятное стремление доказать, что эксплуатация по совокупности все же осуществлялась как правило сводится к оценке заработков в колониях инвесторов из метрополии. В частности посчитано, что долгосрочная доходность капиталов вложенных англичанами в британских колониях 1870-1914 составляла в среднем на 1,5% годовых больше, нежели доходность капиталов вложенных в самой Британии. Однако этот факт, на мой взгляд, лишь подчеркивают обратное. Сегодняшняя разница в стоимости капитала для бизнеса в Британии и бизнеса в Африке в несколько раз выше полутора процентов. Т.е. даже в этом смысле нахождение колоний в составе Британской империи обеспечивало самим колониям доступ к гораздо более дешевому капиталу, в сравнении с тем каким они стали пользоваться получив независимость

Тема про торговые преференции слишком длинна чтобы ее тут подробно рассматривать. Но в том, что подобные преференции (а они не везде и не всегда вводились) приносят сколько-нибудь существенную выгоду производителям метрополий сомневались уже в 30-е см. The Balance Sheets of Imperialism By Grover Clark Foreign Affairs October 1936

Результаты «эксплуатации» африканских колоний европейцами, лучше всего проиллюстрировать следующим примером: В 1880-х Южная Родезия была территорией заселенной племенами, живущими в раннем железном веке. В тот же самый момент Эфиопия была страной с письменной историей в несколько тысячелетий, развитым феодальным государством, городами, церковной организацией и школами. В конце 1880-х англичане колонизировали Южную Родезию, а Эфиопия, как известно, осталось единственной страной черной Африки, которая никогда не была колонизирована европейцами. Некоторое сопоставление экономических показателей Южной Родезии и Эфиопии по состоянию на начало 1960-х приведены в табличке ниже.

Данные из Burden of Empire: An Appraisal of Western Colonialism in Africa South of the Sahara 1967

Динамика подушевого ВВП в Африке южнее Сахары, в первые 60 лет ХХ века заметно опережала, динамику подушевого ВВП других развивающихся стран.

1960 год был назван годом Африки, потому что в этот год свободу от колониальной зависимости получили 18 африканских стран. Подавляющее большинство стран Африки стали независимыми в 60-е. Однако следующие 60 лет оказались для освободившейся от колониализма Африки гораздо менее успешными нежели предыдущие 60 лет.

Все страны мира, ВВП на душу населения которых в 2019 было меньше чем в 1960-м г находятся в Африке южнее Сахары (здесь и далее данные Всемирного банка). Если взять 20 стран мира, продемонстрировавших наихудшие результаты по росту подушевого ВВП с 1960 года, то по разным оценкам 15-18 из них окажутся там же. Если брать период 1960-2005 годы, то в 41 стране субсахариальной Африки ВВП на душу населения в среднем рос на в это время темпом 0,5% в год, в то время как в других 57 развивающихся странах мира за тот же период подушевой ВВП в среднем рос на 3% в год. Это шестикратная разница в средних темпах роста за 55 лет!

Если в первые 60 лет ХХ века процент населения, погибшего в различного рода конфликтах или от голода в Африке был ниже чем в Азии или Европе, то в последующие 60 лет, а в особенности начиная с 1980-х годов субсахариальная Африка опережает по данным печальным показателям любые другие регионы мира. Многие политические практики и свободы, которые в первой половине ХХ века дрейфовали в регионе в сторону европейских стандартов, были отброшены на столетия назад. Во многих странах выросла вероятность бессудных или жестоких казней и пыток, была ликвидирована свобода слова, осуществляются притеснения на религиозной почве. И этот список можно продолжать долго.

Африка южнее Сахары – самый наглядный, но отнюдь не единственный регион, последствия освобождения которого от колониальной зависимости неоднозначны. Если взять государства и территории, расположенные в Карибском бассейне и по одной оси отложить год получения ими независимости, а по другой текущий ВВП на душу населения то мы увидим почти линейную зависимость: чем раньше страна освободилась от колониального гнета, тем беднее она живет сегодня. Самое бедное – обретшее независимость первым Гаити, самые богатые – территории до сих пор являющиеся европейскими колониями. Причем первыми добивались независимости те территории, которые на тот момент были наиболее экономически развитыми. Они же к текущему моменту стали самыми бедными.

Причин такого положения вещей много, но одной из самых очевидных является множественные гражданские войны, политическая нестабильность, и примеры крайне экономически неадекватных или крайне коррумпированных диктатур. В тех странах черной Африки, где был обеспечен минимальный уровень гражданского мира и адекватности госуправления (например в Ботсване) экономическое развитие протекало достаточно успешно в несколько раз опережая средние темпы роста по региону

Уходя европейцы в большинстве стран оставили собственную правовую систему, худо-бедно работающие государственные институты и даже системы демократического представительства. Что характерно 1960-е, пока все эти институты не успели окончательно деградировать, были с экономической точки зрения гораздо более успешным для независимой Африки десятилетием нежели любое последующее.

Однако дальше что-то пошло не так. Институты быстро деградировали, много где, либо начались гражданские конфликты, либо к власти пришли абсолютно неадекватные, часто малообразованные диктаторы, чья власть ничем не была ограничена.

РОДЕЗИЯ-ЮАР

Прежде чем говорить о причинах того почему так произошло еще раз сменим оптику, и посмотрим не на проблему колония-метрополия, а на ЮАР и Южную Родезию (Зимбабве), в которых вопрос стоял в плоскости распределения власти между большинством местного населения и европейскими переселенцами.

По состоянию на 1960-е 1970-е годы Южная Родезия была одним из самых экономически развитых государств субсахариальной Африки. Даже несмотря на экономические санкции мирового сообщества и партизанскую войну в течение 1960-х – 1970-х годов режим белого меньшинства обеспечивал экономический рост и развитие более сложной чем у большинства соседних стран экономики. Страна имела стабильный положительный баланс внешней торговли, была крупным экспортером продовольствия, в ней работали эффективные демократические институты (для белого меньшинства), уровень коррупции был значительно ниже среднего по региону и т.д.

В Южной Родезии не было столь жесткой расовой дискриминации как в ЮАР. Даже для участия в выборах и занятия государственных должностей формально не существовало никакого расового ценза. Избирательный ценз был чисто имущественным и образовательным. Понятно, что подобный ценз могли пройти преимущественно белые колонисты и в целом на уровне реальных практик расовая дискриминация очевидно присутствовала, однако она никогда не провозглашалась на уровне официальной политики, было множество примеров высокопоставленных черных чиновников, первый в мире профессор африканец был из Южной Родезии, 90% личного состава армии было сформировано из коренного населения, много инвестировалось в организацию образования местного населения и т.д. Т.е. при очевидной несправедливости строя нельзя сказать, что он не пытался эволюционировать в сторону более равного общества.

Сочетание жесткой экономической блокады со стороны мирового сообщества и вооруженной борьбы местного населения за равные права привели к краху режима меньшинства и введению всеобщего избирательного права в 1980-м году. Последующие 40 лет развития Зимбабве можно охарактеризовать как катастрофу.

ВВП на душу населения в сравнении с 1980-м годом упал на треть и находится сегодня ниже уровня 1960-го года, страна – долгое время являлась мировым лидером по уровню инфляции, из экспортера продовольствия превратилась в получателя продовольственной гуманитарной помощи во избежание голода. Демократические механизмы полностью деградировали, коррупция многократно возросла, большинство белых колонистов (чья численность достигала 8% населения) покинули страну.

По состоянию на 1980 год ЮАР с экономической точки зрения было среднеразвитым государством, в котором с одной стороны действовал крайне дискриминационный и несправедливый режим апартеида, однако с другой существовали необычно сильные для стран этого уровня развития государственные институты: низкая для региона коррупция, защита прав собственности, независимые суды, реально работающая в пределах белого меньшинства демократия.

Во многом благодаря личной гибкости и готовности к компромиссам В. Де Клерка и Н. Манделы после демонтажа режима апартеида ЮАР удалось избежать полномасштабной катастрофы по образцу Зимбабве, однако долгосрочные последствия произошедших изменений как минимум неоднозначны.

В 1980-м году ЮАР по подушевому ВВП находился в начале 5-го десятка стран мира примерно на одном уровне с Мексикой Португалией и Чили. К 2020 году ЮАР съехала по этим показателям почти на 50 позиций вниз, пропустив вперед не только страны восточной Азии но и большую часть латинской Америки, в целом не отличавшейся в этот период высокими темпами роста. (Режим апартеида пал в 1994, однако те экономические сложности, с которыми страна столкнулась уже в 1980-е были обусловлены в основном ростом нестабильности и международными санкциями из-за борьбы апартеидом. Стабильное состояние режима апартеида, это 1960-1970).

Всемирный банк оценивает различные показатели эффективности работы государственных институтов по выборке из 229 стран. В единой методологии эти данные доступны с 1996 года. Прогресс ЮАР за этот период можно увидеть в табличке ниже (100 лидер списка 0 – аутсайдер)

Продолжительность жизни в ЮАР осталась на уровне начала 1990-х годов, а уровень экономического неравенства даже несколько вырос в сравнении с началом 1990-х. Единственный показатель, по которому после падения режима апартеида был достигнут заметный прогресс – это более чем двукратное снижение насильственной смертности. Т.е. отмена апартеида привела к единственному объективно положительному результату — ликвидировала издержки борьбы против апартеида.

Обобщим оба этих примера. В двух странах существовали режимы власти белого меньшинства, которые сочетали относительную эффективность государственных институтов и экономическое развитие с несправедливой дискриминацией большей части населения. Несмотря на дискриминацию, в 1960-1980 годах быстрее всего уровень жизни африканского населения рос именно в ЮАР и Южной Родезии, куда стремились мигранты из соседних стран, где дискриминации не было.

Борьба с дискриминацией по итогу увенчалась успехом. В Зимбабве это прямо привело к катастрофе и снижению уровня жизни в сравнении с периодом дискриминации. В ЮАР результаты были менее однозначны, однако можно констатировать, что отмена дискриминации не привела к заметному росту качества жизни коренного населения. Налицо относительная экономическая стагнация на фоне снижения качества государственного управления.

Чтобы сделать из сказанного выше правильные выводы следует забыть о том, что люди отличаются цветом кожи и сконцентрироваться на таких их свойствах как образование, культура и присущая обществу политическая традиция.

Представим себе, что в Зимбабве было внешне однородное население. При этом более образованная часть населения, воспитанная в другой культуре, ну например дворянство, дискриминировала менее образованную часть населения.

По каким бы несправедливым причинам эта разница в образовании и культуре не возникла когда-то, она была объективно велика и никак не могла быть преодолена быстро после отмены дискриминации. А соответственно быстро не мог сократиться ни разрыв в среднем качестве чиновников, рекрутируемых из двух различных групп, ни разрыв в понимании стоящих перед страной проблем и адекватности голосования на выборах между различными частями населения. В этих условиях постепенное расширение прав и представительства менее образованной части населения могло дать позитивные результаты, однако резкая передача власти менее образованной группе воспитанной в иной культуре ни к чему кроме деградации институтов привести не могла.

Одной из главных проблем институциональной теории является сложности эффективного перенесения формальных институтов и практик из одной страны (культуры) в другую. Вряд ли кто-то будет спорить с тем фактом, что Дания управляется эффективнее нежели большинство стран Африки южнее Сахары. При этом мало сомнений и в том, что, если какая-то из этих стран Африки просто сегодня дословно скопирует датское законодательство, то это само по себе не обеспечит датского уровня эффективности экономики или госуправления. Примеров дословного скопированного законодательства развитых стран развивающимися огромное количество, но большинство из них привели к весьма ограниченным результатам.

Неформальные практики принятые в стране копирующей некий институт часто искажают и извращают «правильные» правовые нормы. Для эффективного заимствования определенного института необходимо скопировать не только сами правовые нормы, но желательно также практики и культуру их применения.

Исторически один из наиболее эффективных способов копирования более прогрессивных институтов состоял в том, чтобы импортировать вместе с правовыми нормами и физических носителей соответствующей культуры. Проще говоря нанимать на бюрократические должности или брать советниками жителей тех стран чей институциональный дизайн в настоящий момент считается более прогрессивным.

Ряд успешных догоняющих реформ был сопряжен с массовым привлечением иностранцев на госслужбу. Классическими примерами таких действий были реформы Петра Великого в России или реформы эпохи Мэйдзи в Японии. Один из последних примеров успешного привлечения большого числа иностранных специалистов на госслужбу – сверхуспешный период правления Ли Куан Ю в Сингапуре.

Если исходить из того, что оставленные европейцами в африканских странах правовые и государственные институты были более прогрессивными, и в интересах большинства населения африканских стран было сохранение данных институтов в работоспособном состоянии, то наиболее очевидным вариантом достичь этого был длительный период сохранения большого числа европейцев на руководящих государственных должностях. Просто как носителей культуры, а также неформальных практик и правил соответствующих работоспособному состоянию данных институтов в стране происхождения.

Я разумеется не утверждаю, что европейская бюрократия решила бы все проблемы субсахариальной Африки. Некоторые из них носят вполне объективный характер. Понятно, что горстка профессиональных европейских чиновников не смогла бы даже полностью предотвратить деградацию институтов, но по крайней мере бы затруднила и замедлила ее. Как минимум Ж. Бокасса или И. Амин при большой доле европейцев в правящем классе были крайне маловероятны.

Наверно потом, очень постепенно за многие десятилетия или даже столетия политическую и управленческую культуру можно было передать местному населению, сохраняя работоспособность тех конструкций, которые вырабатывались в Европе веками. Быстрый отъезд чиновников колониальных администраций не оставлял шансов на передачу данного опыта. Переходный период был слишком коротким.

Однако массовое сохранение европейцев на ключевых государственных позициях прямо противоречило всему тому антиколониалистскому нарративу про империалистическую эксплуатацию, который был так популярен в 1960-е.

Этому нарративу также противоречили избирательные цензы (даже если такие цензы носили не расовый, а образовательно-имущественный характер). Хотя подавляющее большинство современных развитых демократий с длинной демократической традицией начинала свой путь с демократии работающей при имущественных и/или образовательных цензах (на определенном этапе требование к избирателю собственноручно записать свое имя уже является образовательным цензом). Современные развитые демократии, как правило, предоставляли населению всеобщее избирательное право и обеспечивали всем равный доступ к госслужбе лишь по мере достижения обществом определенного образовательного и материального уровня. Однако подобная траектория развития в Африке неизбежно бы выглядела как сохранение расовой дискриминации, а потому не была реализована.

Как это часто бывает в истории те кто получают свободу слишком быстро не всегда умеют впоследствии данной свободой разумно распорядится.