Книга “Рычаг богатства” Д. Мокира с разных сторон рассматривает давно интересующий меня вопрос о том почему одни общества активно внедряют технологические инновации, а другие этого не делают. И фокус книги, как я люблю, не на появлении изобретений/единичных образцов, а именно на массовом внедрении технических новшеств в повседневную жизнь, да еще и стиль изложения удачный: никакой тебе единой теории с единственно верным объяснением, а последовательный перебор возможных объяснений с их критикой и итоговым выводом, что ничего не понятно.

Я лично в данном вопросе жесткий финансовый детерминист, считающий технический прогресс (массовое внедрение инноваций) функцией от развития финансовых рынков. Однако мои объяснительные конструкции работают лишь последние лет 400, а Мокир ставит данную тему в гораздо более широкий исторический контекст, в рамках большей части которого финансовых рынков как значимого фактора не существовало. И это любопытно.

Некоторые мои «заметки на полях» книги ниже.

1. Самая неожиданная для меня тема это сравнение средиземномрского региона периода 5 в до н.э. – 5 в. н.э. с западной Европой 5 в. н.э. – 11 в. н.э. Если верить изложенному за 500 лет «темных веков» в Европе в практическую жизнь было внедрено гораздо большее число заметно влияющих на производительность труда технических инноваций чем за 1000 лет «расцвета античной цивилизации». Именно внедрено, а не изобретено.

Водные колеса были известны как минимум с 3 в до н.э. они описаны в античной литературе, изображены на мозаиках и т.д., однако практически применялись во много раз реже, чем в период темного варварства. Вот прям на тех же самых реках местах и даже запрудах в античности колес нет, а в диком средневековье есть.

Целый набор важных сельхозорудий был известен, но не имел широкого практического распространения в античности, но вдруг стремительно распространяется в средневековье. Сбруя тягловых животных, фактически неизменная в течение тысячелетия вдруг стремительно совершенствуется варварами (почти все – заимствования, но они внедряются там, где раньше не внедрялись). Эти усовершенствования позволяли использовать мышечную силу животных с в разы большим КПД. Даже трехполье, широко распространяется после, а не во время античности в тех же самых регионах.

Среди затонувших кораблей или описаний античности мы находим единичные примеры сложных навигационных приборов, продвинутых элементов такелажа и других передовых технологий, которые широко не применялись. Некоторые исследователи считают, что и косой парус был в принципе известен античным мореходам, но массово плавали под прямыми. Такой вот консерватизм. Некоторые технологии кораблестроения в принципе деградировали между эпохой финикийцев и расцветом римской империи. И тут вдруг после крушения Рима всякие дикие фризы или викинги массово внедряют инновации в кораблестроении и мореходстве, многие из которых были визвестны античности, но не находили широкого применения.

И все это на фоне того, что в условно публичной сфере античность демонстрирует невероятный расцвет технической мысли: архитектура храмов, акведуки, канализация, мосты и дороги, акустика театров, ирригация, военные машины, до которых средневековая Европа не дойдет никогда (пушки появятся раньше, чем освоят технику подобной сложности) и так далее. Уровень античных технологий, обеспечивающих публичные коммунальные потребности будет достигнут Европой только в к 19 веку, однако на уровне применения технологий частными хозяйствами наблюдался почти полный застой.

При этом античность сильно превосходила средневековую Европу в понимании физических законов. Выдающиеся греческие мыслители писали трактаты о технике и законах природы, а в средневековье неизвестные «кулибины» просто и практично мастерили новое, теорией не заморачиваясь. Понимание физики Архимедом примерно соответствует европейскому 15-16 веку. Паровая турбина была не просто придумана, но физически работала уже в 1 в. до н.э. Средиземноморский рынок был развит, население многочисленно и богато, государства обеспечивали более-менее сносную институциональную среду, однако не то что промышленной революции, но даже массового внедрения хорошо известных технологий в самые примитивные хозяйственные процессы не происходило. Почему? – бог его знает.

(Несостоятельность примитивной идеи про тлетворное влияние рабовладения подробно разбирается в книге. Времени тратить не хочу. Достаточно сказать, что классическое рабство из школьных учебников истории преобладало в очень ограниченном числе мест довольно ограниченный исторический период, а большую часть рассматриваемой тысячи лет на большей части территории средиземноморья оно отнюдь не доминировало и найти разницу с положением средневековых крестьян сложно. Более того, есть множество контрпримеров из других эпох, когда рабство вполне себе сочеталось с техническими инновациями).

2. Здесь моя важная заметка на полях.

Мокир лишь мельком упоминает инновации в социальных технологиях. А ведь именно в этих технологиях государства античности достигли максимального прогресса. Во многих отношениях Европа догнала их только в 16-17 веках.

Социальные технологии почти всегда весомее сопоставимых физических. Армия, обладающая имперской дисциплиной, формализованным офицерским корпусом, обученная отработанным построениям и тактическим приемам легко может победить нерегулярно организованную толпу варваров, даже если последние лучше вооружены (конечно не с дубинами против пулеметов, но с бронзовым оружием против железного – легко).

Для могущества государства умение вести земельный кадастр или развитое судопроизводство гораздо важнее наличия, допустим, технологии доменной выплавки металла. Если ты умеешь собирать налоги не разрушая экономики, то ты купишь больше оружия и обеспечишь всем необходимым большее количество солдат, нежели позволят любые преимущества в физических технологиях соответствующего уровня.

Изобретение двойной бухгалтерской записи или, какого-нибудь переводного векселя сэкономят гораздо больший объем человеко-часов нежели изобретение любого водяного колеса (причем человеко-часов самых квалифицированных кадров), и окажут большее воздействие на рост благосостояния общества нежели любая отдельная техническая инновация.

И именно в этом, на мой взгляд, таится одна из причин технического застоя античности. В ситуации когда социальные инновации дают подрядково больший эффект, чем технические, все лучшие умы сосредоточены на совершенствовании социальных, а не физических технологий. (Античный аналог выпускников физмат вузов массово идущих в инвестиционный банкинг).

И римская республика и Ци Шихуанди победили своих конкурентов в состязании именно социальных технологий. И если после этого Рим или империя Хань столетиями оказывались наголову сильнее любого противника просто в силу обладания имперским комплексом социальных технологий, никакая отдельная техническая инновация, и даже их совокупность, не могли обеспечить таким инноваторам преимущества над мощью социальной организации. В таких условиях единственная разумная стратегия конкуренции — не изобретать новый лук или парус, а заимствовать римское военное устройство, или того лучше, римское право.

То же самое происходило и на микроуровне. Если реальный престиж и доступ к богатству дает служба в имперских институциях, то какой смысл повышать техническую эффективность мельницы или рудника? Лучшая стратегия – делать политическую карьеру/выступать в суде/воевать.

Мокир начинает эту мысль но не докручивает. Он пишет о том, что техническому прогрессу больше способствует много мелких конкурирующих стран, а не одна большая, что излишний престиж политической карьеры в обществе вредит техническому прогрессу и т.д. Но четко сформулированной мысли о том, что социальные и технические инновации конкурируют между собой за время и внимание выдающихся умов, у него нет.

(Из этого тезиса, кстати, следует и другой небезынтересный вывод. То что страны отстающие в социальных технологиях, не имеют шансов быть двигателями технического прогресса и так понятно (отдельную подкованную блоху в космос запустить – легко, массово внедрять инновации – без вариантов). Но у этого есть и обратная сторона: если социальные технологии дают текущим лидерам неоспоримые подавляющие преимущества, то их интерес к техническим инновациям также снижается. Тотальное доминирование людей контролирующих передовые социальные технологии может тормозить технический прогресс).

3. Европейское высокое средневековье продолжает набранный темп. Ветряные мельницы были известны еще видимо при Хаммурапи, они использовались и в средневековом мусульманском мире и в Китае, но и близко не получили такого масштабного распространения как в средневековой Европе. Опять таки история про то, что технология известна, спрос на ее использование очевиден, ветры есть, но массового внедрения нигде кроме Европы нет.

Мы все знаем где изобрели порох и книгопечатанье (а с ними и сотни инноваций помельче), однако по неясным причинам и пушки и печатные книги в массовый оборот первой вводит именно Европа. И так далее на множестве примеров.

И снова мусульманский восток сильно впереди в деле написания (или воспроизведения античных) трактатов о физических законах, составляют каталоги интересных механизмов, демонстрируют элите диковинные машины для представлений, но не внедряют в массовую повседневную жизнь множество известных им инноваций. А европейцы, почти ничего не изобретая сами, активно внедряют в повседневность изобретенное другими.

Здесь Мокир приводит крайне любопытное рассуждение о влиянии христианства. В античности, да в общем-то в подавляющем большинстве обществ мировой истории, включая многие европейские, практический физический труд и все с ним связанное рассматривались образованными слоями как что-то низкое и недостойное. Кто-то (боюсь напутать, вроде Сенека) удивлялся тому, что Архимед применял столь высокий ум для того, чтобы разобраться в столь низких материях. Аристократия всегда (в России даже в 19 веке) презирала стремление к практическим усовершенствованиям в работах, выполняемых «подлыми мужиками». В этих условиях умные и образованные редко применяли свой ум к техническим инновациям.

Христианство стало рассматривать физический труд как послушание и даже добродетель. Монахи занятые в монастыре физическим трудом –положительный образ. И тут едва ли не впервые в истории совпало, что для самых умных и образованных стало не только не зазорно но и должно заниматься физическим трудом. Значительная часть технических инноваций европейского средневековья начало внедряться именно с монастырей.

Данная концепция остроумна и небезосновательна, но очевидно не может ответить на все вопросы.

4. К ренесансу и Новому времени количество вопросов без ответа лишь нарастает. Причем сложнее всего объяснить не то почему новый лидер преуспел (всегда можно найти кучу факторов и объявить один главным, хоть это вряд ли так), а то почему вчерашние лидеры внедрения инноваций вдруг перестают крутить педали этого велосипеда.

Совершенно непонятно почему Китай два тысячелетия наращивал внедрение инноваций во многом опережая остальной мир до 15 века и резко остановился в этом процессе в 15 веке. Любые теории про ужасных варваров не работают ибо остановился прогресс именно при Мин, т.е. после изгнания монголов и до завоевания маньчжурами. При самом что ни на есть исконно-посконном китайском правительстве. (Да и пример завоевания Рима варварами также свидетельствует, что варвары могут даже способствовать более активному внедрению инноваций).

Почему Голландия сначала безоговорочно лидирует в европейском инновационном процессе, а потом вдруг начинает отставать не только не утратив своих первоначальных преимуществ, но еще и в условиях сверхдорогой рабочей силы, которая согласно любым теориям должна еще больше стимулировать технологии трудосбережения. (Аналогичный вопрос можно задать про северную Италию и южную Германию, но там хотя бы есть очевидные политические объяснения. В Голландии почти никаких вразумительных).

Почему в области фундаментальной науки долгое время лидирует Франция, но в то же время в массовый практический оборот инновации вводятся преимущественно в Англии (и это при расхожем мнении современников, что англичане не способны к изобретательству. Долгое время были неспособны, но зато успешно внедряли чужое).

Здесь снова разбирается и отметается множество гипотез. Снова упоминается о вреде сильной власти и престижной госслужбы для технического прогресса, анализируется почему все модернизации Кольберовского типа (ПетрI – чистый кольберовский подражатель) сначала приводят к быстрому успеху в узкой области, а потом заводят в неизбежный тупик.

В общем много какие теории разбираются, но внятные ответы на большинство «почему» отсутствуют.

5. Очень интересны размышления о том почему долгое время отстававшая Германия обогнала Англию по внедрению инноваций во второй половине 19 века.

Одна из предложенных гипотез: предшествующие 100 лет Англия выигрывала инновационную гонку за счет более конкурентного рынка с большим количеством мелких игроков-инноваторов. (Без сильного государства, госмонополий, цехов и прочего). Однако по мере исчерпания инноваций, легкодоступных таким мелким инноваторам на данном техническом уровне, зона потенциальных технологических прорывов сместились к инновациям требующим относительно бОльших инвестиций и относительно более масштабной (системной) научной проработки. И именно в реализации этих инноваций получили преимущество крупные компании действующие в условиях олигополистических рынков. Т.е. вчерашние недостатки той же Германии вдруг обернулись преимуществами и оставались таковыми более 100 лет.

Эта мысль интересна по двум причинам.

А. После длительного инновационного лидерства крупняка в период 1870-1970-х, именно финансовая революция рейгономики предоставила мелким инноваторам безграничные финансовые ресурсы и снова сделала их более эффективными в конкуренции с крупными концернами/государствами.

Т.е. мелкие частные инноваторы во многих отношениях всегда были более эффективны, но в какой-то момент пороговый объем ресурсов для участия в инновационной гонке стал для них слишком высок. Поэтому в целом ряде отраслей они были вынуждены уступить место более крупным игрокам. Пусть менее эффективным, но обладающим необходимыми ресурсами и горизонтами. Ключевая проблема мира, где господствуют крупные игроки, примерно та же, что и при слишком высоком престиже политической карьеры: внимание образованных и талантливых смещается с поиска инноваций на поиск мест в иерархии.

Развитие финансовых технологий 80-х снова сместило баланс (в т.ч. фокус внимания талантливых) и открыло возможности для нового витка технического прогресса.

Б. Тут мы снова возвращаемся к римлянам умевшим массово строить сложнейшие акведуки, но неспособным изменить угол в простейшей упряжи тягловых животных для кратного роста эффективности использования их энергии.

Нет социальных структур (технологий) «вообще» «в принципе» хороших или плохих для любых технических инноваций. Определенные структуры больше способствуют инновациям определенного типа и не способствуют инновациям другого типа.

Римскому патрицию необходимо было заручиться поддержкой черни на выборах для дальнейшей карьеры. Для этой цели акведук подходит идеально. Он обеспечивает понятное благо сразу большому количеству избирателей. А если бы патриций инициировал научное исследование эффективности разных типов тягловой упряжи, даже если бы потенциальный общий выигрыш от такого изобретения был больше выигрыша от акведука, патриций бы вряд ли смог объяснить полезность данного исследования своим избирателям. А деньги на продаже упряжи ему зарабатывать незачем.

Владелец английской текстильной фабрики 1840-х мог случайно в процессе работы вывести краску определенных удачных характеристик и конкуренция таких промышленников давала рынку некий набор удачных красок. Но ни один из этих фабрикантов не мог заказать долгосрочного и дорогого цикла химических исследований по поиску наиболее эффективных красителей. А вот немецкий химический концерн 1870-х уже мог направить гигантские ресурсы на подобное исследование. А уж что мог советский отраслевой НИИ… правда и не мог он много. Например качественно внедрить изобретенное

Но это тема отдельного поста.