В европейском средневековье наука и богословие были неразрывно связаны. Ведущие философы, заложившие основы современного научного метода вышли из лона церкви. Достаточно вспомнить монаха Роджера Бэкона занимавшегося математикой, химией и физикой, кардинала Николая Кузанского, внесшего неоценимый вклад в развитие астрономии и математики, каноника Коперника и многих других.
В 16-18 веках, это положение во многом сохранилось, однако, те авторы которых мы сегодня называем учеными стали сильно отдалятся от тех, которых мы сегодня называем богословами.
Размежевание между ними проходило не столько по линии различных методов познания мира, сколько по линии целей, преследуемых авторами. Для тех кого мы потом назовем учеными первоочередное значение имел факт и попытка понять реальный порядок вещей. Для тех, кого мы сегодня назовем богословами, первично было то, какое влияние их произведения окажут на богобоязненность и праведность верующих. Необходимо понимать, что в тот момент «богословы» в массе своей обладали самыми передовыми знаниями о том, что мы сегодня называем наукой им были известны и новые факты и передовые методы, а иногда они и сами открывали данные факты. Однако подобные факты использовались лишь тогда, когда они служили целям религиозного воспитания масс и замалчивались, если они этим целям противоречили.
Ситуация в современных социальных науках в этом отношении сильно смахивает на 16 век для наук точных. Люди, которых мы всем скопом привыкли называть учеными (экономисты, политологи и социологи) одинаково умеют пользоваться одинаковыми методами познания социальной реальности и знают о большом количестве фактов.
Однако, по сути своей деятельности, они делятся на подавляющее большинство «богословов от социальных наук», для которых выводы важнее фактов, и которые используют те или иные факты исключительно тогда, когда это удобно для решения их первостепенных задач (в чем бы они не состояли, пусть даже в том, чтобы добиться большей помощи бедным или дискриминированным группам) и абсолютное меньшинство настоящих ученых, для которых сами по себе факты гораздо важнее тех политических выводов, которые из этих фактов можно сделать.
Большинство современных книг в области социальных наук в большей степени являются современным «богословием», чье реальная цель сделать общество «лучше» с точки зрения взглядов автора, а не науку, цель которой разобраться в том как это общество в реальности устроено.
Но если вернуться к истории 16-18 веков, то становится очевидно, что те ученые, которые не заморачивались вопросом как лучше для общества, а изучали факты, сделали для него гораздо больше, нежели те богословы, которые в первую очередь руководствовались вопросами спасения населения.
Проповедовать закон божий, который учит «не убий» и призывает раздавать бедным милостыню, это хорошо для общества, но изобретение паровых машин для общества гораздо лучше. Ибо наличие паровых машин, а потом и двигателя внутреннего сгорания, позволяет обществу настолько улучшить свои материальные условия, что его члены автоматически начинают реже убивать и чаще раздавать милостыню, чем это могла бы обеспечить любая проповедь. Если проповедь закона божьего мешает изобретению паровых машин такая проповедь объективно вредна.
Казалось бы причем здесь современные западные леваки?
В 16-18 веках, помимо официальной церкви в Европе были и разные сатанинские секты, и колдуны-шаманы обращающиеся к языческим культам, и много другого подобного. И наверно со многих точек зрения церковь была гораздо лучше шаманов и сатанистов. Однако церковь мешала развитию науки и появлению паровых машин, а сатанисты с шаманами таких возможностей не имели.
Сегодня есть и западные крайне правые сатанисты, и российские левые шаманы, но и те и другие настолько маргинальны, что не способны мешать развитию социальных наук. Правые богословы ничем не лучше левых богословов, просто их меньше и они не способны развернуть мир обратно в средневековье.
А та левацкая вакханалия, что происходит сегодня на западе в социальных науках, с прямыми запретами определенных тезисов и даже фактов, по своему смыслу мало отличается от сожжения Джордано Бруно.