Вещевой рынок в «Лужниках». Фото: Владимир Родионов / РИА Новости

⤢

С завидной регулярностью в российской прессе возобновляются дискуссии о том, в какой момент своего развития СССР или постсоветская Россия «свернули не туда» и почему мы оказались там, где оказались. Такие дискуссии и правда важны, потому что ошибочные оценки возможных альтернатив прошлого – прямой путь к ошибочному выбору альтернатив в будущем.

На мой взгляд, большинство участников подобных дискуссий, во-первых, упорно игнорируют тот факт, что реальная палитра вариантов развития страны была гораздо разнообразнее черно-белой дихотомии между демократической и экономически благополучной жизнью в дружной семье развитых стран и авторитарным экономическим застоем изоляционистского сегодня. Причем разнообразнее преимущественно за счет гораздо более катастрофических вариантов, нежели тот, в котором мы живем. Во-вторых, мы концентрируемся на ярких политических событиях вроде ГКЧП или расстрела парламента в 1993 году, чье содержательное значение для развития страны было во многих аспектах гораздо меньшим, чем кажется на первый взгляд.

Прежде чем рассуждать о том, как выглядели содержательные развилки последних 30 лет и на какой из них мы «свернули не туда», необходимо сказать о реальных ограничениях, в рамках которых страна развивалась бы в любом случае. Где у нас не было выбора?

От плана к рынку

Из почти 20 стран, существовавших в 1970-е в условиях планового хозяйства, все вынуждены были в большей или меньшей мере его реформировать. Даже Северная Корея и Куба внедрили в свою экономическую модель довольно много рыночных элементов. Единственная страна, которая предприняла заметное движение в обратную сторону, – Венесуэла – наглядно демонстрирует пагубность подобной стратегии.

Можно довольно уверенно утверждать, что переход CCCР или его составных частей от плановой экономики к рыночной с увеличением роли частной собственности был предопределен. Этот переход мог быть более или менее резким и глубоким (в диапазоне от Эстонии, где была осуществлена радикальная трансформация, до Белоруссии и Узбекистана, где большая часть экономики сохраняется в государственной собственности), но движение в этом направлении было неизбежно при любом правительстве и территориальном составе страны.

Во всех бывших ⁠соцстранах по мере проведения рыночных ⁠реформ наблюдался рост ⁠экономического неравенства, большая или меньшая приватизация, ⁠а также сопутствующий трансформации всплеск преступности ⁠и коррупции.

Неизбежной была и структурная перестройка экономики с отмиранием значительной ⁠заведомо ⁠неконкурентной части, хотя масштаб этого процесса мог быть разным.

Экономический спад 1990-х

В конце 1980-х – в 1990-е в стране был абсолютно неизбежен серьезный экономический спад. Как минимум в связи со следующими двумя факторами.

1. Начиная с середины 1970-х самая большая статья экспорта СССР/РФ – нефть, газ и продукты их переработки. За весь 45-летний период доля этой товарной группы не составляла меньше 35% экспорта (приближаясь к 70% в пиковые годы) и 45% экспортной выручки в твердой валюте.

Если измерять цену на нефть в неизменных долларах 2017 года, то за 11-летний период 1974–1985 годов она была в среднем $69 за баррель, за 19 лет 2000–2018 – в среднем $74, а за 14 лет периода 1986–1999 – всего лишь $31. В два с лишним раза меньше, чем в предшествующий и последующий периоды, со всеми поправками на инфляцию.

Столь серьезное ухудшение условий внешней торговли в течение 14 лет в любой другой стране при любой экономической и политической системе оказывало бы крайне серьезное угнетающее влияние на развитие экономики.

2. Ни одна из соцстран, находившихся на среднем уровне экономического развития с относительно высокими социальными стандартами, не смогла при переходе к рыночному укладу обойтись без серьезного трансформационного спада.

Самый незначительный спад ВВП – примерно в 15% на пике от дореформенного уровня – наблюдался в Чехии. К 1999 году из стран Восточной Европы уровня подушевого ВВП 1989 года с трудом достигла лишь Словения (в Польше трансформационный спад начался раньше и проходил в два этапа; предкризисным был не 1989-й, а конец 1970-х, уровень которых достигнут лишь к 1995 году). В сравнении со странами Восточной Европы СССР имел большую долю ВПК в ВВП и больший период существования при социализме, что увеличивало потенциал падения. Даже страны Балтии упали сильнее, чем страны Восточной Европы в среднем.

Обошедшиеся без трансформационного спада Вьетнам и Китай производили реформы при гораздо более низких уровне подушевого дохода, доле городского населения и социальных стандартах.

Помимо этих двух факторов важно, что исчерпание источников роста и нарастание структурных проблем наблюдалось в советской экономике с конца 1960-х, высокие нефтяные доходы 1970-х лишь на время заретушировали проблему.

Обучение на собственных ошибках

Если поездить по дачным пригородам крупных российских городов, можно увидеть немало дач, построенных в 1990-е и 2000-е людьми самого разного достатка. Некоторые из них похожи на курятники или трансформаторные будки, на строительство других когда-то были потрачены миллионы долларов, а сегодня их невозможно продать и за 1/10 этой суммы, потому что неудобно, безвкусно или не там построили.

По всей стране есть множество складов, торговых или офисных центров, которые из-за нефункциональной планировки, отсутствия парковок или неразумного расположения стоят сегодня полупустыми. Автор этих строк лично приложил руку и мозги к строительству подобных неудачных объектов, а также многоквартирных домов эконом-класса, где продаваемая площадь составляла лишь 55% от общей, хотя нет проблемы обеспечить 70%. Я тогда не понимал элементарных вещей, и люди вокруг меня были такие же.

Я намеренно привожу не какие-то неоптимальные решения государства, которые все привычно объясняют коррупцией (хотя некомпетентность – часто более правильное объяснение), а решения миллионов частных лиц. Решения, которые были чудовищно неэффективны даже через 20 лет после перестройки.

А ведь знания о том, как построить удобный и дешевый дом для семьи или как должны выглядеть торговые площади супермаркета или склада, чтобы пространство могло использоваться максимально эффективно, существовали в развитых странах и в 1985 году, не являясь ни содержательно сложными, ни сложными для копирования.

Просто миллионы людей в России не обладали этими знаниями ни через 10, ни через 20 лет после начала трансформации. А во многом и сейчас не обладают. Мы очень долго и дорого учились тому, как можно эффективно организовывать бизнес и частную жизнь, и еще продолжаем это делать. Власти тоже учились часто ценой ужасных ошибок – как в макроэкономической, так, например, и в градостроительной политике.

Научиться этому заметно быстрее было физически невозможно. Заметно медленнее можно было, заметно быстрее – нет.

Экономический подъем 2000-х

С большой долей уверенности можно говорить и о неизбежности экономического подъема 2000-х. После трансформационного спада во всех бывших соцстранах наблюдался более или менее заметный рост. У нас на это наложилась конъюнктура цен на сырье. 2000-е во всем мире были крайне благоприятны для экспортеров природных ресурсов.

В условиях высоких цен на нефть, доходы от которой контролируются Москвой больше, чем остальные, неизбежен был реванш бюрократии в отношениях с бизнесом и обществом и улучшение переговорных позиций центра во взаимоотношениях с регионами. Взрывной рост нефтяных доходов также не мог не спровоцировать роста патернализма и социальных расходов государства.

С меньшей уверенностью можно говорить о неизбежности структурных проблем 2010-х, когда основные факторы для легкого роста были исчерпаны. Многих из этих проблем при разумной экономической политике можно было избежать, но многие были связаны и с объективным исчерпанием возможностей для восстановительного роста.

Резюмируя экономическую часть. Если отсечь возможные катастрофические варианты развития событий и рассматривать только позитивные, но реалистичные сценарии, очевидно, что при любом политическом строе к нынешнему моменту Россия оставалась бы среднеразвитой страной с преобладанием углеводородов в экспорте. Реалистичных вариантов превращения в Швейцарию или Сингапур у нас не было.

Границы

Распад СССР не обязательно должен был произойти именно таким образом. Могла уйти только Прибалтика, а могли уйти и некоторые территории, входящие в состав современной России. Однако при размышлениях о подобных альтернативах следует учитывать два фактора.

1. Добыча основного экспортного товара – нефти – на душу населения в год в границах бывшего СССР сегодня примерно на 40% ниже, чем в границах современной России. Чем больше территорий сохранилось бы под контролем Москвы, тем на большее население приходилось бы размазывать нефтяную ренту, тем меньше были бы подушевые доходы в стране и тем острее социальные проблемы.

2. По мере усложнения экономической и социальной жизни способы и цели государственного управления затрагивают все большее число аспектов и становятся все более индивидуальными.

В регионах с разной демографической ситуацией требуются различные меры, направленные на стимулирование рождаемости или наоборот. В регионах с различной структурой факторов производства и рабочей силы часто бывает оправдана совершенно противоположная политика экономического стимулирования. В регионах с различной культурой и неформальными институтами внедрение одних и тех же практик оправданно проводить совершенно разными методами.

Чем разнообразнее по своему экономическому, демографическому и культурному потенциалу были бы сохранившиеся под централизованным контролем Москвы территории, тем в большем противоречии находились бы различные задачи управления и у Москвы сохранялось бы меньше шансов на реализацию последовательных стратегий преобразования. Если доводить до логического конца, чем меньшая территория сохранилась бы к нынешнему моменту под контролем Москвы, тем лучше бы эта территория жила (если бы при этом не была потеряна Тюменская область).

Подростковые комплексы

Представим себе 50-летнего мужика, сожалеющего о том, что он не так сделал во время своего школьного романа. Вроде бы и понятно сегодня, что стоило где-то сказать пару правильных слов, где-то не обидеться, и все бы повернулось по-другому. И теоретически подростку 35 лет назад ничто не мешало действовать умнее. Кроме гормонального фона, романтических представлений, почерпнутых из детских книжек, и отсутствия опыта.

Реальные альтернативы для реального подростка были ограничены не только физически возможным, но и теми тараканами, которые тогда жили в его голове. Взрослый на его месте мог поступить по-другому, подросток – нет. Разберу в этом контексте лишь одну из множества теоретически существовавших развилок для страны.

С точки зрения развития экономики было бы правильно допустить к приватизации крупных предприятий иностранцев. Они бы и заплатили больше, и современные методы менеджмента могли бы внедрить, и к коррупции менее склонны. На практике было следующее. Евгений Ясин пишет в воспоминаниях, как он пришел к Черномырдину с планами приватизации «Норникеля». Черномырдин его спрашивает: «Ты что, каким-то голландцам “Норникель” отдать хочешь? Это же стратегическое предприятие». И мудрейший, максимально прозападный Ясин соглашается, что да, контроль над «стратегическими» предприятиями нужно оставить за отечественными бизнесменами.

И это люди, в тот момент стоявшие на передовом крае представлений об устройстве мира, уже много раз бывавшие на Западе и изучавшие его опыт. А вокруг них была целая страна, которой не только 70 лет внушали, что кругом враги, но и рассказывали, как империалисты эксплуатируют природные ресурсы «банановых республик». В этой стране на каждом серьезном предприятии был «первый отдел». В ней действовали безумные инструкции и законы, некоторые без изменений с 1930-х годов, в ней были засекречены не только запасы никеля, но и количество произведенных карандашей.

Теоретически можно было продать иностранцам, и это был лучший возможный выбор. Но практически попытка продать им что-либо значимое столкнулась бы с таким сопротивлением системы на всех ее уровнях, что ничего бы не вышло.

Рефлексия на тему того, когда и где мы «свернули не туда», предельно важна, чтобы не повторять собственных ошибок и выбирать в будущем более оптимальные решения. Однако подобная рефлексия не должна сводиться к рассуждениям типа «а вот если бы я знал наперед, что будет, то 20 лет назад купил бы акции Google, сегодня был бы миллиардером и девушки бы меня любили».

Надо стремиться здраво осознать свои особенности, которые за 20 лет не изменились, стремиться понять, к каким решениям они нас толкают сегодня и почему. Где их аналогии в прошлом и чему они нас учат

с

29317115

313%

Рефлексия на тему того, когда и где мы «свернули не туда», предельно важна. Но здравая

Дмитрий Некрасов Unfollow

Вещевой рынок в «Лужниках». Фото: Владимир Родионов / РИА Новости

⤢

С завидной регулярностью в российской прессе возобновляются дискуссии о том, в какой момент своего развития СССР или постсоветская Россия «свернули не туда» и почему мы оказались там, где оказались. Такие дискуссии и правда важны, потому что ошибочные оценки возможных альтернатив прошлого – прямой путь к ошибочному выбору альтернатив в будущем.

На мой взгляд, большинство участников подобных дискуссий, во-первых, упорно игнорируют тот факт, что реальная палитра вариантов развития страны была гораздо разнообразнее черно-белой дихотомии между демократической и экономически благополучной жизнью в дружной семье развитых стран и авторитарным экономическим застоем изоляционистского сегодня. Причем разнообразнее преимущественно за счет гораздо более катастрофических вариантов, нежели тот, в котором мы живем. Во-вторых, мы концентрируемся на ярких политических событиях вроде ГКЧП или расстрела парламента в 1993 году, чье содержательное значение для развития страны было во многих аспектах гораздо меньшим, чем кажется на первый взгляд.

Прежде чем рассуждать о том, как выглядели содержательные развилки последних 30 лет и на какой из них мы «свернули не туда», необходимо сказать о реальных ограничениях, в рамках которых страна развивалась бы в любом случае. Где у нас не было выбора?

От плана к рынку

Из почти 20 стран, существовавших в 1970-е в условиях планового хозяйства, все вынуждены были в большей или меньшей мере его реформировать. Даже Северная Корея и Куба внедрили в свою экономическую модель довольно много рыночных элементов. Единственная страна, которая предприняла заметное движение в обратную сторону, – Венесуэла – наглядно демонстрирует пагубность подобной стратегии.

Можно довольно уверенно утверждать, что переход CCCР или его составных частей от плановой экономики к рыночной с увеличением роли частной собственности был предопределен. Этот переход мог быть более или менее резким и глубоким (в диапазоне от Эстонии, где была осуществлена радикальная трансформация, до Белоруссии и Узбекистана, где большая часть экономики сохраняется в государственной собственности), но движение в этом направлении было неизбежно при любом правительстве и территориальном составе страны.

Во всех бывших ⁠соцстранах по мере проведения рыночных ⁠реформ наблюдался рост ⁠экономического неравенства, большая или меньшая приватизация, ⁠а также сопутствующий трансформации всплеск преступности ⁠и коррупции.

Неизбежной была и структурная перестройка экономики с отмиранием значительной ⁠заведомо ⁠неконкурентной части, хотя масштаб этого процесса мог быть разным.

Экономический спад 1990-х

В конце 1980-х – в 1990-е в стране был абсолютно неизбежен серьезный экономический спад. Как минимум в связи со следующими двумя факторами.

1. Начиная с середины 1970-х самая большая статья экспорта СССР/РФ – нефть, газ и продукты их переработки. За весь 45-летний период доля этой товарной группы не составляла меньше 35% экспорта (приближаясь к 70% в пиковые годы) и 45% экспортной выручки в твердой валюте.

Если измерять цену на нефть в неизменных долларах 2017 года, то за 11-летний период 1974–1985 годов она была в среднем $69 за баррель, за 19 лет 2000–2018 – в среднем $74, а за 14 лет периода 1986–1999 – всего лишь $31. В два с лишним раза меньше, чем в предшествующий и последующий периоды, со всеми поправками на инфляцию.

Столь серьезное ухудшение условий внешней торговли в течение 14 лет в любой другой стране при любой экономической и политической системе оказывало бы крайне серьезное угнетающее влияние на развитие экономики.

2. Ни одна из соцстран, находившихся на среднем уровне экономического развития с относительно высокими социальными стандартами, не смогла при переходе к рыночному укладу обойтись без серьезного трансформационного спада.

Самый незначительный спад ВВП – примерно в 15% на пике от дореформенного уровня – наблюдался в Чехии. К 1999 году из стран Восточной Европы уровня подушевого ВВП 1989 года с трудом достигла лишь Словения (в Польше трансформационный спад начался раньше и проходил в два этапа; предкризисным был не 1989-й, а конец 1970-х, уровень которых достигнут лишь к 1995 году). В сравнении со странами Восточной Европы СССР имел большую долю ВПК в ВВП и больший период существования при социализме, что увеличивало потенциал падения. Даже страны Балтии упали сильнее, чем страны Восточной Европы в среднем.

Обошедшиеся без трансформационного спада Вьетнам и Китай производили реформы при гораздо более низких уровне подушевого дохода, доле городского населения и социальных стандартах.

Помимо этих двух факторов важно, что исчерпание источников роста и нарастание структурных проблем наблюдалось в советской экономике с конца 1960-х, высокие нефтяные доходы 1970-х лишь на время заретушировали проблему.

Обучение на собственных ошибках

Если поездить по дачным пригородам крупных российских городов, можно увидеть немало дач, построенных в 1990-е и 2000-е людьми самого разного достатка. Некоторые из них похожи на курятники или трансформаторные будки, на строительство других когда-то были потрачены миллионы долларов, а сегодня их невозможно продать и за 1/10 этой суммы, потому что неудобно, безвкусно или не там построили.

По всей стране есть множество складов, торговых или офисных центров, которые из-за нефункциональной планировки, отсутствия парковок или неразумного расположения стоят сегодня полупустыми. Автор этих строк лично приложил руку и мозги к строительству подобных неудачных объектов, а также многоквартирных домов эконом-класса, где продаваемая площадь составляла лишь 55% от общей, хотя нет проблемы обеспечить 70%. Я тогда не понимал элементарных вещей, и люди вокруг меня были такие же.

Я намеренно привожу не какие-то неоптимальные решения государства, которые все привычно объясняют коррупцией (хотя некомпетентность – часто более правильное объяснение), а решения миллионов частных лиц. Решения, которые были чудовищно неэффективны даже через 20 лет после перестройки.

А ведь знания о том, как построить удобный и дешевый дом для семьи или как должны выглядеть торговые площади супермаркета или склада, чтобы пространство могло использоваться максимально эффективно, существовали в развитых странах и в 1985 году, не являясь ни содержательно сложными, ни сложными для копирования.

Просто миллионы людей в России не обладали этими знаниями ни через 10, ни через 20 лет после начала трансформации. А во многом и сейчас не обладают. Мы очень долго и дорого учились тому, как можно эффективно организовывать бизнес и частную жизнь, и еще продолжаем это делать. Власти тоже учились часто ценой ужасных ошибок – как в макроэкономической, так, например, и в градостроительной политике.

Научиться этому заметно быстрее было физически невозможно. Заметно медленнее можно было, заметно быстрее – нет.

Экономический подъем 2000-х

С большой долей уверенности можно говорить и о неизбежности экономического подъема 2000-х. После трансформационного спада во всех бывших соцстранах наблюдался более или менее заметный рост. У нас на это наложилась конъюнктура цен на сырье. 2000-е во всем мире были крайне благоприятны для экспортеров природных ресурсов.

В условиях высоких цен на нефть, доходы от которой контролируются Москвой больше, чем остальные, неизбежен был реванш бюрократии в отношениях с бизнесом и обществом и улучшение переговорных позиций центра во взаимоотношениях с регионами. Взрывной рост нефтяных доходов также не мог не спровоцировать роста патернализма и социальных расходов государства.

С меньшей уверенностью можно говорить о неизбежности структурных проблем 2010-х, когда основные факторы для легкого роста были исчерпаны. Многих из этих проблем при разумной экономической политике можно было избежать, но многие были связаны и с объективным исчерпанием возможностей для восстановительного роста.

Резюмируя экономическую часть. Если отсечь возможные катастрофические варианты развития событий и рассматривать только позитивные, но реалистичные сценарии, очевидно, что при любом политическом строе к нынешнему моменту Россия оставалась бы среднеразвитой страной с преобладанием углеводородов в экспорте. Реалистичных вариантов превращения в Швейцарию или Сингапур у нас не было.

Границы

Распад СССР не обязательно должен был произойти именно таким образом. Могла уйти только Прибалтика, а могли уйти и некоторые территории, входящие в состав современной России. Однако при размышлениях о подобных альтернативах следует учитывать два фактора.

1. Добыча основного экспортного товара – нефти – на душу населения в год в границах бывшего СССР сегодня примерно на 40% ниже, чем в границах современной России. Чем больше территорий сохранилось бы под контролем Москвы, тем на большее население приходилось бы размазывать нефтяную ренту, тем меньше были бы подушевые доходы в стране и тем острее социальные проблемы.

2. По мере усложнения экономической и социальной жизни способы и цели государственного управления затрагивают все большее число аспектов и становятся все более индивидуальными.

В регионах с разной демографической ситуацией требуются различные меры, направленные на стимулирование рождаемости или наоборот. В регионах с различной структурой факторов производства и рабочей силы часто бывает оправдана совершенно противоположная политика экономического стимулирования. В регионах с различной культурой и неформальными институтами внедрение одних и тех же практик оправданно проводить совершенно разными методами.

Чем разнообразнее по своему экономическому, демографическому и культурному потенциалу были бы сохранившиеся под централизованным контролем Москвы территории, тем в большем противоречии находились бы различные задачи управления и у Москвы сохранялось бы меньше шансов на реализацию последовательных стратегий преобразования. Если доводить до логического конца, чем меньшая территория сохранилась бы к нынешнему моменту под контролем Москвы, тем лучше бы эта территория жила (если бы при этом не была потеряна Тюменская область).

Подростковые комплексы

Представим себе 50-летнего мужика, сожалеющего о том, что он не так сделал во время своего школьного романа. Вроде бы и понятно сегодня, что стоило где-то сказать пару правильных слов, где-то не обидеться, и все бы повернулось по-другому. И теоретически подростку 35 лет назад ничто не мешало действовать умнее. Кроме гормонального фона, романтических представлений, почерпнутых из детских книжек, и отсутствия опыта.

Реальные альтернативы для реального подростка были ограничены не только физически возможным, но и теми тараканами, которые тогда жили в его голове. Взрослый на его месте мог поступить по-другому, подросток – нет. Разберу в этом контексте лишь одну из множества теоретически существовавших развилок для страны.

С точки зрения развития экономики было бы правильно допустить к приватизации крупных предприятий иностранцев. Они бы и заплатили больше, и современные методы менеджмента могли бы внедрить, и к коррупции менее склонны. На практике было следующее. Евгений Ясин пишет в воспоминаниях, как он пришел к Черномырдину с планами приватизации «Норникеля». Черномырдин его спрашивает: «Ты что, каким-то голландцам “Норникель” отдать хочешь? Это же стратегическое предприятие». И мудрейший, максимально прозападный Ясин соглашается, что да, контроль над «стратегическими» предприятиями нужно оставить за отечественными бизнесменами.

И это люди, в тот момент стоявшие на передовом крае представлений об устройстве мира, уже много раз бывавшие на Западе и изучавшие его опыт. А вокруг них была целая страна, которой не только 70 лет внушали, что кругом враги, но и рассказывали, как империалисты эксплуатируют природные ресурсы «банановых республик». В этой стране на каждом серьезном предприятии был «первый отдел». В ней действовали безумные инструкции и законы, некоторые без изменений с 1930-х годов, в ней были засекречены не только запасы никеля, но и количество произведенных карандашей.

Теоретически можно было продать иностранцам, и это был лучший возможный выбор. Но практически попытка продать им что-либо значимое столкнулась бы с таким сопротивлением системы на всех ее уровнях, что ничего бы не вышло.

Рефлексия на тему того, когда и где мы «свернули не туда», предельно важна, чтобы не повторять собственных ошибок и выбирать в будущем более оптимальные решения. Однако подобная рефлексия не должна сводиться к рассуждениям типа «а вот если бы я знал наперед, что будет, то 20 лет назад купил бы акции Google, сегодня был бы миллиардером и девушки бы меня любили».

Надо стремиться здраво осознать свои особенности, которые за 20 лет не изменились, стремиться понять, к каким решениям они нас толкают сегодня и почему. Где их аналогии в прошлом и чему они нас учат