Последние годы мне не раз приходилось слышать разного рода сравнения Путина с Гитлером, большинство из которых не отличалось особой убедительностью. А недавно мне самому пришла в голову весьма неожиданная рифма на данную тему. В частности мне кажется, что характер и масштаб долгосрочного влияния этих двух персонажей на глобальное противостояние «правых» и «левых» нарративов имеют все шансы со временем стать сопоставимыми.
Далее будет две части, в которых я сначала попробую объяснить почему Гитлер вопреки своей воле сделал для успеха левого проекта больше чем Маркс с Лениным вместе взятые. Во втором – о том как Путин, тоже вопреки своей воле, движется ровно в том же направлении. (Цикл «Параллели»).
Часть 1
I. Если бы (коллективного) Гитлера не было.
После ПМВ политические режимы условного «старого порядка» (демократии и традиционные монархии двигающиеся в сторону конституционности) столкнулись с двумя большими вызовами. С одной стороны существовал «левый» советский проект, чья привлекательность еще не поблекла.
С другой стороны, все большее количество стран скатывалось в авторитаризм националистического толка, предлагающий массам сплотиться вокруг корпоративистского национального государства, а не вокруг классовых интересов. Муссолини, Пилсудский, Хорти, Сметона, Франко – вот далеко не полный список лидеров опиравшихся с одной стороны на национальный шовинизм, с другой на жесткий антикоммунизм. Именно в силу антикоммунизма данных режимов их принято считать «правыми», хотя из сегодня экономическая политика большинства из них считалась бы лево-популистской и дирижисткой. Более того, из сегодня разница между третьим рейхом и СССР кажется куда меньшей, чем между Третьим рейхом и Англией.
Однако в начале 30-х годов все виделось иначе. Тогда казалось, что конкурируют три полноценных идеологии/модели. Муссолини был крайне популярен в западных демократиях (некоторое время даже Гитлер был популярен), а действия Рузвельта во многих отношениях не сильно отличались от действий того же Муссолини или допустим Перона. Ослабление иных политических институтов в пользу лидера нации, наряду с ростом вмешательства в экономику были тогда «в тренде».
Попробуем немного пофантазировать на тему того как изменилось бы соотношение сил между описанными проектами во второй половине ХХ века если бы не случилось Гитлера.
В истории довольно случайные события сочетаются с явлениями, имеющими определенную логику и инерцию. Попытки Германии после ПМВ исправить наследие Версаля были во многом неизбежны. Авторитаризм в Германии был весьма вероятен и в других вариантах. Радикальные проявления антисемитизма или другие погромы на национальной почве в Европе были возможны и без Гитлера. Однако все это совершенно не обязательно должно было привести к войне такого масштаба, и уж тем более, к геноциду такого масштаба.
А уж тот факт, что главным виновным в обоих этих злодеяниях станет один человек был в принципе ни в какой мере не предопределен. Также не очевидным решением, которое можно во многом списать на личность Гитлера, была агрессия против СССР до завершения войны с Англией, вытолкнувшая Сталина из логичной для него коалиции диктаторов на сторону «хороших парней».
Для целей дальнейшего схематичного рассуждения я отнесу на случайное влияние фактора (коллективного) Гитлера два события: Холокост и превращение СССР в жертву агрессии. В отсутствие этих двух событий, существовало не так много сценариев.
1.1 «Мирный вариант» без большой мировой войны, так или иначе двигался бы в направлении судьбы Испании-Португалии 1960-70-х для «правых» проектов и советского блока 1980-х для «левых». Технический прогресс и усложнение экономики на длинном горизонте неизбежно вели к выигрышу экономически более либеральных режимов, а значит попыткам отстающих трансформироваться. Экономические рывки СССР или Германии в 30-х (которые придавали данным проектам привлекательность) базировались на весьма шаткой основе и не могли обеспечивать рост благосостояния выше определенного уровня.
Режимы и сами диктаторы бы постепенно старели со всеми вытекающими последствиями. Очень легко наложить судьбу режима Франко на Италию после «мирной» смерти Муссолини. В любом «мирном» сценарии с течением времени (как минимум для жителей богатых развитых стран) сходства «правых» и «левых» проектов выглядели бы все более очевидными, а различия все больше бы стирались.
1.2 Альтернативные варианты ВМВ можно представить в виде в 3 базовых линий («правые наступают», «левые наступают», «право-левый альянс наступает»), каждую из которых можно условно разделить на два подварианта «малой» (с аннексиями только малых держав) и «большой» (с масштабным участием США) войн. Понятно, что вариантов больше, но мы слишком далеко бы ушли, разбирая все опции.
«Малое правое наступление» вело «правые» державы примерно туда же, куда и мирный вариант, только заметно более быстрыми темпами. Достаточно представить себе Италию в условиях экономической изоляции с вяло-текущей партизанской войной в Абиссинии и Албании. Подобная модель просто обречена на экономический крах. Даже немецкое хозяйствование на завоеванных территориях сложно назвать экономически эффективным. С течением времени проблемы бы только нарастали.
«Большое правое наступление» было обречено на поражение, как и любое «большое наступление». По состоянию на 30-е годы на США приходилась более половины мирового промышленного производства, до 70% мировой добычи нефти и далее по списку. Победа альянса с участием США была предопределена почти в любой конфигурации, вопрос лишь в степени убедительности такой победы.
Для нас важнее, что если бы в рамках подобного «большого правого наступления» не случилось Холокоста, его долгосрочные последствия для «правых» нарративов можно представить себе на примере судьбы кайзера Вильгельма или репутации национал-шовинистических движений после ПМВ. Просто большая война без сатанинских бессмысленных истреблений по расовому признаку не сформировала бы того состояния умов, которое по факту сложилось в конце 1940-х.
С другой стороны, отсутствие СССР в числе победителей, не привело бы к росту авторитета «левого» проекта в мировом массовом сознании и не позволило бы СССР занять место одной из двух сверхдержав. Таким образом, без «фактора Гитлера» «большое правое наступление» вело нас совсем в иной мир второй половины ХХ века нежели сложилось в реальной истории.
1.3 «Малое наступление лево-правого альянса» снова вело мир туда же, куда и «мирный вариант». Грань между агрессивными «правыми» и «левыми» диктатурами стала бы едва различимой. Без технологической и промышленной накачки со стороны США, научно-техническое отставание СССР было бы большим. В космос полетели бы немцы. Без ореола «победы над фашизмом» советизация Финляндии, Турции или Румынии была бы более проблемной, ресурсоемкой и, главное, осуждаемой мировым сообществом. Тут, конечно возможны самые разные варианты, но если вынести за скобки сценарий ядерной войны, то базовым остается вариант долгосрочной либеральной победы «по очкам» над двумя конкурентами сразу. Без шансов левых нарративов к быстрому возрождению.
«Большое наступление лево-правого альянса» — пожалуй единственный сценарий, который мог привести к большему числу смертей, нежели случившееся в реальной истории. В моем представлении исход любой большой войны был все равно предопределен тотальным экономическим превосходством США над всем остальным миром вместе взятым, но для наших рассуждений эта дискуссия имеет второстепенное значение. И тотальное военное поражение «блока диктатур» и какой-то условно ничейный вариант в войне, с последующем выигрышем демократий «по очкам», одинаково ставили бы «левый» проект на одну доску с «правым», резко снижая его последующее влияние и привлекательность
1.4 На мой взгляд, из 1932 года наиболее вероятными выглядели варианты «левого наступления». СССР в реальной истории, начал масштабное наращивание вооружений задолго до 1933 года, в период, когда вся Европа, напротив, снижала военные расходы. К середине 30-х СССР имел танков и боевых самолетов больше, чем остальная Европа в совокупности. Вероятность того, что в отсутствие «фактора Гитлера» СССР первый развязал бы войну того или иного масштаба была довольно высока.
В рамках «малого левого наступления» СССР мог аннексировать каких-то соседей по мелочи без серьезного столкновения с англо-американцами и остался бы примерно с той репутацией, какая у него по факту сложилось к концу финской войны. В рамках «большого левого наступления» СССР доигрался бы до полномасштабного столкновения с консолидированным западом, которое неизбежно бы проиграл. Для обсуждаемой логики не важно закончилось бы подобное столкновение полным разгромом СССР или вынужденным отказом от (части) захваченного.
Так или иначе, в обеих данных ветках, вместо рассказов об ужасах Холокоста и преступлениях нацизма западные интеллектуалы предостерегали бы свои общества от ужасов тоталитаризма в их «левой» коммунистической ипостаси. Расследовались бы преступления НКВД, были бы популярны книги бежавших от ужасов социализма писателей и далее по списку. Миролюбивый образ «левого» проекта также бы крайне пострадал.
В мире без Холокоста просто не существовало бы репрессий и ужасов того масштаба, который мог бы сравниться с событиями в СССР. А потому иерархия главных мировых злодеев была бы несколько другой. В мире где СССР являлся бы не одним из двух сверхдержав/цивилизационных альтернатив, а лишь странноватым полу-изгоем привлекательность социалистических экспериментов в других частях света была бы также ниже.
II. Некоторые детали случившегося в реальной истории ХХ века
2.1 Даже до начала полномасштабного Холокоста, Гитлер прочно связал тоталитарные практики с «правым» проектом в сознании всего цивилизованного мира.
Из сегодняшнего дня отдельные действия нацистов выглядят так, как будто они специально преследовали цель взять на себя ответственность за все возможные «зло». В СССР изъятие «нежелательных» книг носило гораздо более массовый характер нежели в Германии, и если у вас дома нашли запрещенную литературу (например Троцкого) это и правда могло привести к репрессиям вплоть до расстрела, чего в Германии и близко не было. Однако для мирового сообщества гораздо более заметными были костры из книг на немецких площадях. Репрессии в Германии 1930-х были в десятки раз менее масштабными чем в СССР, однако про нацистские репрессии международная общественность была гораздо лучше осведомлена. «Хрустальная ночь» была несопоставима с раскулачиванием по числу жертв и зверств, однако про нее писала вся мировая пресса, со множеством запоминающихся фотографий.
И даже в столь важной для дальнейших планов Гитлера теме, как подготовка к будущей войне, действия нацистов радикально отличались от советских. Германия наращивала вооружения относительно открыто под разговоры о необходимости исправить несправедливость Версальского мироустройства. СССР умудрился произвести гораздо больший объем вооружений, маскируясь миролюбивой риторикой и разговорами о защите от «империалистической интервенции». Англо-французская разведка недооценивала количество современной военной техники на вооружении СССР 1938-1939 в несколько раз. Как впрочем и немецкая разведка непосредственно перед вторжением. По итогу образ милитаристского режима, вопреки реальности, также прочно прилип к «правым».
2.2 Результаты всего этого известны. Оказавшийся на стороне победителей левый тоталитаризм приобрел совсем другой уровень влияния не только с точки зрения послевоенной системы международных отношений, но и в глазах прогрессивно мыслящей западной интеллигенции. Левый тоталитаризм поглотил сначала Восточную Европу, затем Китай, что стоило последнему от 16 до 45 млн человек умерших от голода только в 1959-1961 годах, не говоря уже про культурную революцию и прочие прелести. Затем Корею и Юго-Восточную Азию с более чем десятком миллионов погибших. Потом произошло еще много разного, однако мы сильно уйдем в сторону если начнем перечислять все издержки «левых» экспериментов второй половины ХХ века.
Для нас важно, что, в реальности крайне не типичная но фоне других «правых» диктатур, нацистская Германия надолго стала главным символом тоталитарных практик. Муссолини автоматом приписывался фашистский облик «гитлеризма», хотя он не совершил и десятой доли гитлеровских злодеяний. Более того, «фашистские» штампы автоматом приписывались даже таким крайне далеким от реального «гитлеризма» деятелям как Пиночет. В то время как «левые» диктатуры, в которых репрессивные практики на самом деле были более типичны и масштабны, имели (и много где до сих пор имеют) гораздо лучшую репутацию, а где-то и самооправдание в виде «борьбы с фашизмом».
В 1970-е главными карикатурными диктаторами мировых СМИ выглядели Пиночет или допустим Аргентинская Хунта, а отнюдь не Ким Ир Сен или Чаушеску, пролившие гораздо больше крови своих сограждан. Число западных интеллектуалов цитирующих Мао или Кастро было несоизмеримым с цитирующими Ли Куан Ю или Пак Чон Хи. Хотя с точки зрения реально достигнутых результатов справедливо было бы ровно наоборот.
2.3 Следует также вспомнить, что в реальной истории вторая половина 1930-х стала моментом разочарования многих западных «левых» в советском проекте. Тому способствовали как репрессии собственно в СССР (про которых известно было мало) так и террор, развязанный коммунистами в Испании. И Дж. Оруэлл и А. Кестлер перековались из убежденных коммунистов в критиков тоталитаризма под влиянием ровно этих событий. Без Холокоста и образа СССР как главного борца с фашизмом, глобальное разочарование западных интеллектуалов в «левом» проекте могло бы случиться гораздо раньше 1980-х реальной истории.
Можно спорить о том, смог бы СССР без войны и полученных в ее ходе технологий (частью в рамках ленд-лиза, частью вывезенных с немецкими заводами), занять то место в мировой экономике, которого он достиг в 1950-60х. Не вызывает сомнений, что приобретенное им международное влияние стало во многом следствием резкого ослабления европейских демократий (одной из которых без Гитлера могла бы остаться и Германия). Бесспорен международный авторитет и легитимность купленные кровью советских солдат. Весь этот багаж позволил СССР десятилетиями тратить колоссальные ресурсы (финансовые и символические) как на пропаганду левых идей в странах запада, так и на финансирование экзотических режимов третьего мира.
Не буду здесь уходить в дискуссии на свою любимую тему о том, что послевоенная деколонизация стала даже большей катастрофой чем ВМВ (и по числу умерших от голода и войн, и по масштабам сокращения экономического благополучия пары миллиардов землян). Для нашей темы важно, что без фактора Холокоста (который среди прочего делал политически неприемлемыми любые разумные системы неравного политического представительства в странах Африки), а также без экономической и символической мощи советского блока, подобная деколонизация прошла бы сильно иначе. Как минимум, не так радикально быстро и без такого числа неудачных левых экспериментов.
2.4 Холокост — ужасное преступление, без каких-либо сомнений и оговорок. Однако только «левые» экономические эксперименты унесли по миру минимум в 10 раз больше жизней. Прямые политические репрессии левых — минимум вдвое больше. При этом внимание к Холокосту и знание о его факте среди обывателей по всему миру несопоставимо выше, нежели обо всей совокупности «издержек» левого проекта.
Я понимаю почему так сложилось. Некоторые аспекты преступлений фашизма столь вызывающе бесчеловечны, что перетягивают на себя эмоциональное внимание вне связи с математическим числом жертв. Уничтожение людей по расовому принципу по сути мало отличается от уничтожения по принципу социального происхождения. Гомосексуалистов преследовали и в большинстве «левых» стран. Однако никакие «левые» (как впрочем и никакие «правые» кроме Гитлера) не уничтожали инвалидов, не ставили экспериментов на детях и далее по списку. Гитлер сделал все, чтобы стать злодеем №1 в эмоциональной табели о рангах, однако это не повод полностью забыть о математическом измерении.
В некотором метафорическом смысле миллионы китайских или камбоджийских крестьян умерли от голода потому, что западные интеллектуалы были слишком напуганы Гитлером. Чан Кайши и правда в середине 1930-х во многом ориентировался на фашистскую Германию, однако на Тайване 1950-60-х, в отличие от КНР, не было массового голода. Список подобных примеров, где «левые» неоправданно казались меньшим злом весьма внушителен.
2.5 В завершение еще раз повторю основную мысль. Пусть и против собственной воли Гитлер сделал для мировой популярности «левого» проекта гораздо больше, чем Маркс с Лениным вместе взятые. Он спас сталинский СССР от самоубийственной агрессии, он вынудил «левый проект» играть на «стороне добра» и обеспечил его дополнительной легитимностью и ресурсами, он взвалил на «правых» основную ответственность за целый набор ужасающих практик, большинство из которых раньше и в большем масштабе реализовывали «левые» режимы. До сих пор преступления Гитлера являются ключевой несущей конструкцией легитимности современного «левого проекта». Все кто им оппонирует – очевидный фашист.
Гитлер вряд ли бы сочувствовал современным правым, за их соглашательство и «службу» мировому капиталу с англо-саксами
. Однако помогать современным левым он хотел бы еще меньше. Так «случайно получилось». В следующей части мы поговорим о том, как так «случайно получается», что для левого проекта середины XXI века Путин, против своей воли, вполне может стать таким же подарком, что и Гитлер для левых второй половины века ХХ-го.
Часть 2.
В прошлой части я описывал как много Гитлер, помимо собственной воли, сделал для мирового наступления «левых» в 1940-70е. (кто не прочел ссылка в первом комментарии). В этой части мы поговорим о тех подарках, которые «левому проекту» сделал и еще сделает Путин. Но сначала необходимо задать некоторый контекст происходящего.
1. Очевидное банкротство плановой экономики в конце ХХ века и осуждение политических практик социалистических режимов подарили миру два десятилетия непрерывного экономического роста, в течение которых набирали силу глобализация и финансовые рынки – одни из немногих инструментов способствующих свободе и процветанию человечества, которые доказали свою эффективность на практике. Миллиарды людей вышли из нищеты, неравенство в мировом масштабе сокращалось невиданными доселе темпами и далее по списку.
Тем не менее «левая» идеология и политическая практика смогли адаптироваться к ситуации и перейти в новое наступление, скорректировав основные направления удара. Вместо «защиты экономически угнетенных» акцент стал делаться на «защиту угнетенных любым выдуманным способом» — каких угодно меньшинств и исторических обид. Вместо прямого отъема собственности у созидательной части общества, акцент сместился на ограничение преимуществ доселе вознаграждавших различные формы социального успеха, а также ограничение свободы экономической деятельности с новых неожиданных сторон. Механизмы этого наступления строились преимущественно на навязывании новых этических норм и конструировании угроз разной степени надуманности.
Нельзя сказать, что изменения повседневных практик вызванные данным наступлением были исключительно негативными. Кое что было даже полезныо, однако для нас важно лишь то, что последние 15 лет были периодом наступления «левых» нарративов и практик по всему миру. Подобное наступление неизбежно столкнулось с целым рядом проблем и ограничителей, которые при линейном развитии событий должны были его, как минимум, замедлить:
А) Гибкость западных политических систем дает широкую возможность для реализации множества локальных «левых» экспериментов, которые в подавляющем большинстве случаев приводят к крайне неоднозначным результатам. Многих уже раздражает засилье бомжей в центрах самых «левых» городов США и Канады. Эксперименты с налогами и социальными расходами в отдельных штатах и государствах, провоцируют где-то отъезд налогоплательщиков, а где-то стремительное движение к банкротству. Нарастают проблемы с качеством сервиса и доступностью услуг в ряде секторов, подвергшихся государственному вмешательству. Это особенно бросается в глаза на примере системы здравоохранения в той же Канаде или Великобритании. Подобных примеров множество, и главные последствия еще впереди.
Б) Стремительная экономическая деградация Венесуэлы, распространившая по региону миллионы беженцев, рассказывающих о об издержках социалистических экспериментов, подрывает поддержку распределительных идей даже в Латинской Америке. Все сложнее игнорировать экономические успехи отдельных государств восточной и юго-восточной Азии реализующих крайне либеральные рецепты экономической политики.
Все сложнее объяснять колониальным наследием воспроизводство failed states в Африке. С каждым днем все более очевидно, что к бедности эти страны привела именно независимость, а не предшествовавшая «эксплуатация». Особенно ярким проявлением контпродуктивности антиколониальных нарративов является несколько примеров того как, находившиеся в ряде африканских стран контингенты западных миротворцев, за последние годы неоднократно могли пресечь военные перевороты, но этого не делали. Это бездействие, вызванное боязнью обвинений в неоколониализме, только за последние 10 лет привело к десяткам тысяч смертей и снижению благосостояния десятков миллионов.
(Не удержусь и процитирую тезис из выступления эко-левачки некой Ануны де Вевер парламенте ЕС. Она вот прямо так и сказала, что “экономический рост всегда (!) основан на белом расизме и колониализме”, а соответственно “удар по экономическому росту, это удар по колониализму и угнетению”. Редко когда могу согласится с леваками, но да очевидно, что экономический рост и гражданский мир в большинстве стран Африки были гораздо более вероятны при условии сохранения колониальных администраций. Экономическая деградация ради борьбы с колониализмом выглядит предельно странной стратегией. Логичнее было бы наоборот, но взаимосвязь подмечена верно).
Отдельной миной замедленного действия для мировых «левых» являются их традиционные симпатии к палестинцам и шире разнообразным радикальным исламистам. (Во многом сформированные инерцией советской внешней политики 70-летней давности). Ближний восток еще не раз станет ареной столкновения нарратива о «защите бедных и угнетенных» с благополучием, здравым смыслом и необходимостью обеспечения социального порядка. И это очевидный цугцванг. Левые не смогут не поддержать «угнетенных», однако любые успехи в их «защите» в данном регионе почти наверняка приведут к смертям, разрушениям и бедности. Нет места разбирать тему подробнее.
В) Очевидная избыточность ограничительных мер периода пандемии в значительной мере ассоциируется в сознании типичного западного обывателя с «левыми» политиками и нарративами. Крайние примеры травли и цензуры со стороны «левых» активистов также вызывают естественное сопротивление среды. Понятно, что обладающий огромной инерцией корабль не может мгновенно развернуться. Однако за последние годы заметно поправели самые разнообразные фигуры от Илона Маска, до множества малоизвестных русскоязычной публике ЛОМов (Д. Рубина, Б. Страка и тд и тп)
В общем, если не разворот тренда, то серьезные проблемы для дальнейшего наступления «левых» нарративов просматривались вполне определенно. Однако случились Путин и Трамп (как в прошлом веке «случился» Гитлер).
Не буду подробно про Трампа, т.к. на мой взгляд, его роль гораздо менее случайна с исторической точки зрения. Не будь Трампа, какой-то шокирующий вкусы «прогрессивной общественности» правый популист мог с высокой степенью вероятности возглавить одну из ключевых стран запада. Тот факт, что настолько шокирующий и настолько важную страну может и не был предопределен. Однако роль правого политика, чье поведение оскорбляет интеллект и вкусы образованной публики, до такой степени, что даже «приличные» сторонники «правого» дискурса стесняются себя с ним ассоциировать, была долго столь вызывающе вакантна, что подставься под нее кто-то менее колоритный из стран уровня Англии или Франции, образ бы все равно докрутили до масштаба мирового жупела.
А вот вылепить столь удобного мирового злодея из кого-то кроме Путина и без его собственного деятельного соучастия было бы невозможно.
2. К середине 2000 годов коллективный Путин решил двигаться в сторону антиамериканизма и противостояния западу. Подобное противостояние неизбежно ведется сразу на нескольких досках: в шахматы, на биллиарде в блэк джек и т.д.. Сложилось так, что основной ареной по итогу стала пьяная драка, но партии на других столах тоже активно разыгрывались. Одна из партий коллективного Путина строилась на том, чтобы стать лидером мировой право-консервативной коалиции/идеологии. В Кремле эта партия рассматривалась сквозь призму противостояния США-Россия, что никак не отменяло ее титульного контекста. По состоянию 10-15 лет назад Путин находился едва ли не в лучшей в мире исходной позиции для того, чтобы возглавить «правое» сопротивление наступлению «левых» нарративов.
А) Во-первых он имел идеальные позиции для контригры на традиционно «левом» поле. Политическое позиционирование Путина строилось на усмирении олигархов и антиамериканизме. Это два важнейших «врага» в мировом «левом» дискурсе. А в мире было мало столь бросающихся в глаза и столь неправедно обогатившихся олигархов как российские. И Путин мог предъявить зримые успехи в борьбе с ними (не важно, сколь вредной эту борьбу считаю я, важно как много обывателей во всем мире готовы были ей рукоплескать).
В мире существует не так много стран, лидеры которых могли разыгрывать антиамериканизм не карикатурно, как некоторые латиноамериканские, а опираясь на легитимную систему международных договоров и ядерный потенциал. Разговоры про «многополярный мир» и прочий похожий бред отлично рифмовались (и даже конкурировали) с антиколониальным нарративом. Тут снова не важно насколько вредна была эта риторика для интересов населения самой России или «защищаемых от эксплуатации» стран третьего мира. Важно, что Путин был способен органично разыгрывать карты, смещающие повестку на данном поле.
Кстати, недавняя конференция африканских лидеров – лишь часть той большой и давно реализуемой стратегии, которая могла бывосприниматься глобальным югом совсем в другом свете, если бы некоторые люди в Кремле не увлекались «большими играми» в духе 19 века.
Пока Путин боролся с «диктатом запада», укрощал олигархов и проводил олимпиады, даже вполне обоснованные претензии по части демократии и прав человека не создавали для его имиджа в развивающихся странах никакой угрозы. Более того, на западе среди разного рода антиэлитаристов, крайне правых, крайне левых и прочих несистемных деятелей он часто воспринимался как борец с олигархическим миропорядком, засильем транснационального капитала, ненавистными англо-саксами и далее по списку. Значительная часть этой публики также поддерживала Путина вопреки любым обвинениям в коррупции или отсутствии демократии. Некоторые поддерживают до сих пор.
В этой линии для нас важно, что Путин обладал относительным иммунитетом для части «левой» критики, а также объективными возможностями для перехвата инициативы на отдельных традиционно «левых» участках идеологического фронта.
Б) Во-вторых, Путин обладал неплохими позициями в традиционном право-консервативном дискурсе. Особенно в развивающихся странах.
Во всех современных обществах есть группы активно-агрессивных традиционалистов, а также гораздо более многочисленные группы активно не выражающие свое раздражение меньшинствами/наркотиками/психологическими интервенциями в традиционные институты, однако в глубине души сочувствующие/поддерживающие тех, кто им оппонирует. При этом в развивающихся странах обе эти группы составляют большую часть населения, нежели в развитых. Типичные же антиколониалисты, которые якобы борются за благополучие бедных стран, как правило отягчены излишней толерантностью, феминизмом и прочей ЛГБТ терпимостью. Для самих обществ стран третьего мира гораздо более органичным и приемлемым был бы хэдлайнер антиколониализма с более консервативными ценностями по другим линиям идеологических разломов.
На консервативном поле и без Путина хватало игроков, однако у всех из них было множество ограничений. Западные правые политики либо маргинализированы, либо ограничены в своей риторике разного рода политкорректностью. Лидер Китая ограничен своим коммунистическим антуражем. Лидеры Ирана, монархий Залива или стран Африки слишком уязвимы для представления их обществ и убеждений как отсталых и архаичных. Да и слишком экзотичны для западного мейнстрима. Число стран которые 15 лет назад выглядели как более-менее развитая почти Европа, и слова лидеров которых имели бы соответствующий вес крайне ограничено. Помимо России это Бразилия, Мексика Польша, Венгрия и что-то еще по мелочи. С учетом описанных в пункте «А» уникальных преимуществ, лидер России в указанной роли был идеальным хэдлайнером правой повестки.
Доводя до крайности, один из месаджей такого лидера мог бы звучать примерно так: «это вы левые – настоящие неоколониалисты. Вы навязываете нам самобытным независимым обществам свои стандарты поведения и свою мораль. Ваша политика и призывы – ведут к тому, что миллионы детей в Африке голодает, а семей несчастно». Это в некотором смысле гротеск, но линию я обозначил.
Впрочем хватит сокрушаться об упущенных альтернативах. Остановки «либеральная империя» и «оплот настоящего консерватизма» мы давно проехали. Перейдем к тем подаркам Путин, которые сделал мировым левым.
3. Данная тема делится внутри себя на две линии: ошибки собственно Путина и те вещи, которые ему припишет (резко усилит) левая пропаганда.
А) В рассматриваемой нами логике противостояния правых и левых нарративов ошибок было три (я намеренно выношу за скобки гуманитарные и прочие этические аспекты. Их оценку я давал в других текстах, здесь мы анализируем лишь важное для глобального идеологического противостояния).
Лежащая на поверхности ошибка состоит в развязывании большой войны в Европе. Сама по себе большая война значит не так много с точки зрения ее восприятия в мире. И история ИГИЛ, и уж тем более конголезские войны пока кратно превосходят конфликт в Украине по количеству жертв. Однако они случились пусть недавно, но не в Европе. В этом контексте важна тема движения к архаике, о которой мы поговорим чуть ниже.
В том ракурсе, с которого мы рассматриваем проблему, более важной ошибкой было «колониальное» поведение Путина в отношении стран б. СССР. Сложно развивать «антиколониальные» антизападные нарративы одновременно реализуя колониальные практики в отношении бывших частей империи. Тем более реализуя их военными методами. (У СССР и коммунистической идеологии была та же проблема противоречия идеологических установок и поползновений вернуть имперские территории). Интервенции России в Африке и даже в Сирии воспринимались значительной частью мирового населения как вполне антиколониальные. Он же поддерживал местных диктаторов противостоящих чуждым западным ценностям про права человека и демократию:)
По итогу же главным злодеем снова станет «колонизатор».
Долгосрочно еще более важной ошибкой являлась архаичность некоторых методов и стилистики путинского режима. Путин мог посадить Навального еще 10 лет назад пожизненно, и это вызвало бы на порядок менее эмоциональное восприятие на западе, нежели попытка его отравления. Вот Эрдаган посадил по политическим мотивам гораздо больше народа, нежели Путин и вроде бы не приобрел образа средневекового злодея. Даже если бы Путин расстреливал политических оппонентов по приговору суда, это было бы менее уязвимая позиция нежели отравления (это же средневековье!).
Можно было иметь в целом недружелюбное к ЛГБТ сообществу законодательство (оно даже в ЕС не везде достаточно дружелюбно), но не принимать наиболее ярких и абсурдных решений, о которых пишут все мировые СМИ. Глава государства может ходить в церковь по праздникам, но фрески главного храма вооруженных сил или обвешанные орденами попы чересчур гротескны и архаичны.
Все это очень похоже на гитлеровские костры из книг, черепа на фуражках и средневековый антисемитизм. Как мы обсуждали в предыдущей части, если бы Гитлер просто устроил большую войну без Холокоста и картинно архаичных злодейств, влияние его образа на глобальные нарративы было бы значительно меньшим. Как и Гитлер, Путин идеально подставился под дальнейшее формирование образа главного монстра современности именно этими, на первый взгляд незначительными, но картинно архаическими практиками и символами.
Б) Злодейства Путина несомненны. Однако в обработке левой пропаганды они подвергнутся неизбежному дополнительному искажению, путем как минимум двух типичных приемов: непропорционального внимания к отдельным сюжетам и искажения причинно-следственных связей.
Эмоциональная оптика восприятия тех или иных событий сильно искажает реальные масштабы жертв и зверств (как в случае сравнения фашистских и коммунистических преступлений).
Во второй конголезской войне и от ее последствий погибло около 5 миллионов человек. Непрекращающийся конфликт в Судане унес 1-2 млн жизней. В Руанде был и вовсе настоящий масштабный геноцид на 600-800 тысяч жизней. За последние 25 лет в мире случилось не менее 10 конфликтов, количество жертв в которых сильно превышает число жертв в ходе текущей войны. А уж в плане масштабов разного рода зверств, на фоне Африки происходящее в Украине – просто рыцарский турнир.
Однако происходящее в африканских странах – крайне неудобный для левых контекст. Во-первых, в принципе не хочется вспоминать, что несмотря на давнюю деколонизацию африканцы все время воюют, причем не с ужасными белыми колониалистами, а друг с другом. Все это слишком наглядно демонстрирует банкротство антиколониального нарратива. Во-вторых лепить образ важного мирового злодея из человека с черным цветом кожи нынче не в тренде и не политкорректно. В-третьих, кадры смертей и разрушений среди европейских городов в отношении по-европейски выглядящих жителей вызывают гораздо более эмоциональную реакцию.
По совокупности этих факторов эмоционально картинка Бучи надолго оттеснит в общественном сознании гораздо более страшные картинки из Африки. Как Холокост оттесняет память о коммунистических репрессиях. Без войны в Европе осознание катастрофических последствий деколонизации пришло бы на запад заметно раньше. Но Африке снова не повезло.
Все причины и следствия путинских действий со временем встанут с ног на голову. Следующие 50 лет продолжения катастрофы в Африке теперь можно (и модно) будет объяснять вмешательством туда Путина – страшного колонизатора. Ненависть Путина к ЛГБТ постепенно станет одной из причин войны в Украине. Вы еще успеете удивиться и другим удивительным метаморфозам.
Закончу тем с чего начал. Как в свое время Гитлер, своими случайными и не всегда осознанными действиями, Путин сделал мировым левым огромный подарок. Удивительность этого подарка состоит в том, что он пришел из рук деятеля, имевшего все возможности серьезно попортить левым кровь. Для описания степени глупости этого события подходит примерно следующая аналогия: человек сидел за столом для преферанса с чистым мизером на руках, но зачем-то решил играть с этими картами в «пьяницу».