Вы были успешным бизнесменом и вдруг ушли на государственную службу. Зачем? Были какие-то планы, мечты?

Мечты тоже были. Я всю свою жизнь видел себя именно в логике государственной службы или политической деятельности. Если хотите громкую фразу, то служения Отечеству.  И когда у меня появились достаточные ресурсы, чтобы не задумываться о хлебе насущном и завтрашнем дне…

Простите, а о каких ресурсах идет речь? С шестью нулями, семью?

Миллионы долларов, но не  сотни.  И поймите, у нас сегодня бизнес что-то стоит, а завтра ничего не стоит. Я представитель среднего бизнеса. Мне не нужны самолет и яхты. Я не вижу никакого смысла посвятить 15 лет своей жизни только тому, чтобы завтра себе позволить виллу, где угодно. Вся сфера моих интересов, то про что я читаю книги и часто думаю, связано с управлением  социальными системами. Под социальными системами я понимаю и экономические, и политические, и административные. Я всегда, когда работал в бизнесе, смотрел в сторону государственной службы.

И вы начали сразу с администрации президента.

Я работал в администрации президента, в экспертном управлении на совершенно средней должности. Приходилось заниматься самыми разными вопросами, в том числе иногда лично готовить справки первым лицам государства.

С машиной и мигалкой?

Куда там. До машины и мигалки надо было пройти еще несколько позиций.

Хороший автомобиль вы могли себе позволить сами, как, наверное, и водителя, но почему пришли в госслужбу понятно, а зачем ушли?

Если бы я понимал то, что я делаю общественно полезно и мне это интересно, то я бы там продолжал работать. Если бы были перспективы, какого-то карьерного роста и надежда, что добравшись до более высоких кабинетов, можно будет что-то сделать, я бы тоже остался. Но не было ни того, ни другого. Материальной заинтересованности, как вы понимаете, не было изначально.

 Из администрации президента я потом перешел на должность зам начальника аналитического управления Федеральной налоговой службы, курировал вопросы международного сотрудничества. Понимаете, госслужба – непростой труд; ниша, в которой ты будешь сидеть очень долго, понимая, что все твоя деятельности тонет и вязнет в бюрократических согласованиях. Это дико раздражало. Я ушел со службы в августе 2011 года. Конечно, тогда я надеялся, что ухожу в Государственную Думу. Я стоял на проходном месте в списке «Правого дела» у Прохорова. Потом  совершенно циничным образом снесли Прохорова. Так закончилась история моей работы в «системных» политических структурах.

Ссначала я начал заниматься общественными и благотворительными проектами. Есть, например, чисто социальный проект, без политики – «lgoty.info». Помогает социально незащищенным слоям населения  удобно находить информацию о причитающихся им льготах и способах их получения.

Правильно ли я понимаю, что на госслужбе вы так и не нашли товарищей, соратников?

Появилось несколько друзей и гораздо больше знакомых, я до сих пор много куда могу зайти. На госслужбе есть разные типы люди, которые преследуют абсолютно разные цели. Кто- то реально работает за одну зарплату.  Таких, кстати гораздо большн, чем думает большинство населения очень много Кто-то бизнес хочет защитить, кто.В администрации президента, может, первые лица могут переопределять в свою пользу какие-то потоки, а  у людей на средних позициях вообще такой возможности нет. Они реально к этому недопущены. Люди, которые пришли без денег на государственную службу, работают за зарплату. Им очень сложно уйти, потому что они больше ничего не умеют. Есть там чьи-то дети.

Вы ушли, но обратно вернуться все-таки планируете?

Конечно, я готов работать снова чиновником. Наверное, я так буду наиболее полезным.

Готовы вернуться во власть даже при Путине?

Мне без разницы при ком идти во власть. Грубо говоря, у меня есть идея, которую я считаю правильной, и мне дают возможность ее реализовать, то какая разница, кто мне дает карт-бланш.

Вы не политик?

Я не политик. Я пытаюсь играть в политику, но по своему признанию я технократ.  Я не пламенный трибун. Мне гораздо проще работать над цифрами. Я очень конкретный человек. Меня в этом плане очень напрягает отсутствие стратегии нашего государства во многих отраслях. Я не имею в виду формально написанных стратегий. А реальных стратегий действия, понимания, куда мы движемся, где мы будем через десять лет. В силу личных экзерсисов и работы на госслужбе я очень много общался с иностранными чиновниками, и надо сказать, что у очень многих такая стратегия есть.

В Росси обычная стратегия: живем одним днем.

По сути – так.

Ваша бывшая партийная принадлежность выдает в вас либерала.

Если говорить  про мои политические взгляды, могу сделать одну отсылку. Я республиканец в США. Я придерживаюсь тех позиций, которых придерживается Республиканская партия, причем ее достаточно крайние представители. Мой главный кумир Черчилль, а если говорить про США, то это Рейган. Я достаточно консервативен во многих вопросах. Я не рассматриваю демократию как самоцель, демократия – инструмент для достижения цели. Еще один мой кумир Ли КуанЮ, очень интересная личность. Я много изучал опыт Сингапура, нам  у них многому можно поучиться.

Получается, вы за свободное ношение оружия и против геев – как американские республиканцы?

Я против оружия. Хотя есть история США, а есть история Швейцарии. В Швейцарии легализовано оружие, но тех проблем, которые есть в США, у них нет. Никто не стреляет в школах и количество насильственных убийств меньше. В России сейчас уже всюду палят из травматического оружия.

Ну а геи?

Я за толерантность, но против открытой пропаганды их ценностей. Я против любых притеснений в этом направлении, однакоиногда борьба такого рода меньшинств за свои права переходит предел самообороны.

Проще говоря, вы за однополые браки, но против гей-парадов?

Хорошая формулировка. Про однополые браки надо подумать. Эта идея не вызывает у меня резкого неприятия. Гей-парады в принципе пусть проводят, но они не должны проходить на центральных улицах городов с активной рекламой.

И в Бога вы не верите?

Как говорил Егор Тимурович Гайдар, с точки зрения ментальности сознания я гностик. Не могу сказать, что не верующий. Я разделяю веру и религию, и уж тем более веру и институты церкви.  Меня очень многое раздражает в деятельности РПЦ, и, в общем-то, в тех скандала, которые с ней происходят, я не на стороне церкви. Запишите меня как пантеиста.

Не кажется ли вам, что либеральная идея в нашей стране дискредитировала себя?

У нас в 1999 году «Союз правых сил» набрал чуть ли не 10%, когда все лежало, был кризис.Как правило, в период глубоких экономических кризисов правые идеи начинают наиболее сильно поддерживаться. Вообще вся история строится на том, что правые создают. Условно говоря, приходит Рейган в период глубокого кризиса, в котором Америка была все семидесятые, и проводит реформы, которые приводят к стремительному экономическому росту через некоторое время. Непопулярные жесткие реформы. А потом когда экономический бум позволяет что-то делить, приходит Клинтон, который начинает делить. Когда есть, что делить ,начинается левые распределительные вещи.

Мы скоро рухнем в огромную яму, которую нам выкопал популизм одного первого лица. Мы набрали на себя столько социальных обязательств, которые не можем выполнить. Смотрите, у нас в 1998 году цена за нефть была 8 долларов за баррель.На одной встречи Сергей Кириенко говорил, что ему снилось, что цена будет 14 долларов и у нас будет все прекрасно. Тот же очевидец рассказывал, когда в 2000 году Михаил Касьянов открыл заседание правительства, когда цена за нефть впервые перевалила за 20 долларов,  сказал, что теперь в России все будет замечательно. Сейчас у нас бюджет балансируется при 113, в следующем при 117 долларах. Нефть же не будет вечно расти. Я не готов гадать про нефть, но рано или поздно она упадет. В России произойдет серьезнейший социальный кризис. И в этой истории правые будут востребованы. Я бы не списывал со счетов правую или, как вы сказали, либеральную идею.

К слову, почему вы выбрали движение Алексея Кудрина, а не Михаила Касьянова?

Честно говоря, я не знаю про движение Михаила Касьянова. Я не настолько внимательно интересуюсь политическими дрязгами.

Хорошо. Тогда почему движение Кудрина.

Они занимаются реальными делами.  Я пришел туда в значительной степени, потому что у меня есть проекты помогать людям. Называйте это благотворительностью. Такая благотворительность с политическим прицелом, конечно, надо понимать.Я давал деньги на проект «Льготы», когда еще был на госслужбе и во многом был ограничен, и тогда сформулировал для себя задачу следующим образом: ребята, будет неплохо, если из этого получится какой-нибудь пиар, но мы должны сделать такой проект, который при любом раскладе будет полезен конкретным людям, потому что хочется, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы. Я понимаю, что делает Кудрин. Он делает очень полезные для страны вещи.

Думаете, Совет оппозиции поможет вам осуществить ваши проекты?

Не знаю.

Неужели вы относитесь к этим выборам, как к настоящим?

Выборы в Координационный совет – интересный социальный эксперимент, в котором я хочу поучаствовать. Кроме того, все-таки если я хочу чем-нибудь заниматься, то надо пытаться быть политиком. Я вам сказал, что я не политик, скорее чиновник, но надо пытаться наращивать и эти компетенции. Понимаете, очень может быть, что из этого ничего не получится. Но а вдруг получится. Давайте попробуем. Кстати говоря, есть моя любимая цитата Черчилля. Чем политик отличается от государственного деятеля? Тем, что политик думает о следующих выборах, а государственный деятель о будущих поколениях. В России очень много политиков, и Владимир Путин из них самый успешный.

Будучи в «Правом деле», вы участвовали в настоящих выборах?

В 2007 году баллотировался в Государственную Думу от «Гражданской силы». И в «Правом деле» баллотировался. Реальные мои выборы –пытался по одномандатному округу пройти в Московскую областную Думу. Набрал 6,99%, что-то такое. Посмотрел, как это происходит на земле. Интересно.

Но «Гражданская сила», а затем «Правое дело» — это же партии около «Единой России», власти.

Я же этого и не отрицаю. До сентября прошлого года я весьма и весьма скептически относился к несистемной оппозиции. Очень важно: в начале двухтысячных я был в «Союзе правых сил». Еще студентом  бегал с флагом СПС. Потом надо было, конечно, деньги зарабатывать, на какой-то момент забыл про всю эту историю, а потом вернулся к политической деятельности, уже в другом статусе и с другими ресурсами. Я выбирал между «Гражданской силой» и СПС, тогда СПС мочили, был 2007 год. Принял сознательный выбор в пользу «Гражданской силы», потому что поддерживал правую идею, но был за конструктивный диалог с властью. Я и сейчас за конструктивный диалог, просто понял, что со слабыми диалог не ведут. Для того, что с тобой вели конструктивный диалог, сначала надо накачать мышцы и стать сильным.

К Михаилу Прохорову у вас какое сегодня отношение?

По отношению к Прохорову все свои фразы я сопровождаю оговоркой из фильма про Штирлица, когда Мюллер ему говорит: «Только если вы не ведет более тонкую игру,  чем пытаетесь мне навязать». Доверие, конечно, снизилось, но оно не исчезло. Я не исключаю для себя, что  если ситуация будет развиваться таким образом, что Прохоров будет наиболее серьезным игроком на правом поле, буду снова играть в его команде на тех ролях, на которые меня позовут. На сегодняшний момент я занял выжидательную позицию.

Вы не размышляли над тем, чтобы просто помогать оппозиции деньгами, быть экспертом, а после победы занять необходимое место?

Не надо произносить такие страшные слова «помогать оппозиции деньгами». У меня бизнес тотчас закроют. Я на каждом углу говорю, что ни на что кроме своих собственных проектов денег не даю. И потом вы формулируете все в логике стратегии следующей: задача – занять как можно более высокую должность. У меня другая стратегия. Такая задача, конечно, стоит, но она не единственная. Два-три года назад я грезил, что сейчас всех порву, буду хорошо работать, пробиваться, сделаю карьеру. Но все настолько случайно, непредсказуемо. Поэтому сформулировал для себя другое кредо: я должен что-то делать социально полезное. И история давать деньги политикам, чтобы когда кто-нибудь из них победил, позвал тебя министром, — это такая история весьма сомнительная.

Вы командный игрок?

У меня есть команда в бизнесе, есть группа подчиненных, помощников, которые занимаются моими политическими проектами. Я сейчас скорее член чей-то команды. Если мы говорим про Комитет гражданских инициатив, я член команды Кудрина. Если мы говорим про выборы в Координационный совет, тоя член команды Гудкова и Яшина, потому что они паровозы и меня тащат.

Предположим, вы выбрались в Координационный Совет оппозиции, какие действия дальше?

Заниматься организацией митингов не буду. У нас реально еженедельно перед страной встают вызовы. На эти вызовы надо реагировать и реагировать содержательно. У оппозиции огромная проблема в отсутствии содержания. Очень мало людей, у которых есть экспертное понимание многих проблем. Я думаю, что буду заниматься той же работой, которой занимался во власти. Просто буду формулировать конкретные предложения, пытаться внутри Координационного Совета согласовывать, и заниматься взаимодействию с властными структурами по их продвижению.

Многие говорят, что Координационный Совет придумали для «коронации» Алексея Навального.

У меня достаточно сложное отношение к Навальному. Я, безусловно, уважаю то, что он делает, но я не хочу участвовать в совете его имени.

А сегодня, что главенствует – добро или зло?

Я не мыслю этими категориями. В нашем сегодняшнем мире очень сложно отличить добро от зла.

Что, скажем, случиться в России через полгода?

Ничего не случится.  Будет Путин.