1. Это пятая статья из цикла по мотивам книги Mikhail Khodorkovsky «Как убить Дракона. Пособие для начинающих революционеров».
При обсуждении предыдущих тем я, как правило, был в целом согласен с основными тезисами Ходорковского и говорил о каких-то оставшихся за бортом книги нюансах или акцентах, которые, на мой взгляд, правильнее было бы расставить иным образом. В этой части мы обсудим единственную тему, в которой я категорически не согласен с Ходорковским буквально по всем пунктам. Речь пойдет о неравенстве, распределении природной ренты, и социальной политике.
Для начала сформулирую свои 3 основных тезиса кратко, а потом разберу их в деталях.
(i) Вся доступная статистика свидетельствует о том, что Россия является страной с весьма средним по мировым меркам уровнем неравенства. Правильнее говорить не о высоком неравенстве в целом, а о некоторых локальных аномалиях.
(ii) С 2008 года неравенство в России снижается по любым измеряемым показателям.
(iii) Предложенные Ходорковским решения изначально надуманной проблемы «высокого неравенства» не кажутся мне оптимальными.
2. Наиболее точным показателем неравенства доходов является коэффициент Джинни. Он учитывает не только разрыв между миллионерами и нищими, но и равномерность распределения доходов по всем группам населения. А для социальной стабильности важна не столько разница между дворником и членом списка Форбс, сколько разница между дворником, его соседом продавцом и его одноклассником программистом.
Согласно актуальной оценке Всемирного Банка коэффициент Джинни по доходам населения составляет: в ЮАР 0,63 В Бразилии 0,49, Турции и США 0,42, Китае 0,38, России 0,36 (Росстат дает 0,40), Франции и Германии 0,32, Швеции 0,29, Украине 0,26, Чехии 0,25.
Другим важным показателем является децильный коэффициент, отражающий разницу доходов между 10% самых богатых и 10% самых бедных. По данным ООН он составляет: ЮАР 33 раза, Китай 21,6, США 18,5, Бразилия 16,5 Россия 12,7 (Росстат 15,1), Франция 9,1 раз, Германия 6,9, Швеция 6,2, Украина 5,9 Чехия 5,2.
Другие источники дадут немного отличающиеся цифры, однако общая картина не изменится. Уровень неравенства доходов в России чуть ниже среднемирового, посредине между Францией и США, и гораздо более равный, чем в большинстве развивающихся стран.
При этом необходимо понимать, что страны большего размера, с различным уровнем развития территорий, заведомо менее равны, нежели социально и этнически однородные малые страны. Есть неравенство между Тюменью и Тверью, предопределенное наличием/отсутствием природных ресурсов. Есть неравенство между Ингушетией и Тверью, определяющееся культурой и образованием населения. И то и другое является функцией больше от внешних объективных факторов, нежели от государственной политики. А есть неравенство внутри собственно Твери, обусловленное социальной и экономической структурой общества. По доходам населения, общество отдельно взятой Тверской области находится низком по мировым меркам уровне неравенства, примерно соответствующем среднему по Франции.
3. Обычно, какие-то выбивающиеся из общего ряда стран цифры о «высоком неравенстве» в России связаны с долей национального богатства, контролируемого 1% или 0,001% населения, и реже с их доходами.
Важно понимать, что приведенные выше официальные данные по Джинни или децильному коэфициенту, собираются на многомиллионной выборке всей мощью государственных органов от налоговых до статистических. Данные же о неравенстве владения имуществом, как правило, опираются на выборку из нескольких тысяч домохозяйств, репрезентативность которой на совести обычно левых исследователей подобных вопросов. Любые данные про 0,001% самых богатых – всегда сомнительные аналитические досчеты, опирающиеся на другие сомнительные аналитические досчеты типа списка Форбс. Т.е. надежность данных двух источников изначально несопоставима.
Единственным исследованием, которое имеет смысл рассматривать содержательно, и на котором базируется большая часть разговоров о «необычайно высоком» уровне неравенства в России, является работа крайне левого Т. Пикетти, автора книги с красноречивым названием «Капитал в XXI веке».
Тем, кто готов прочесть детальный профессиональный разгром «российских» построений Пикетти, рекомендую ряд статей Р. Капелюшникова в «Вопросах экономики» на данную тему. Ограничусь лишь тем, что самый весомый фактор, объясняющий отличие данных Пикетти от Росстата, состоит в том, что Пикетти добавил вывоз капитала в доходы и имущество верхнего 1% россиян. Прям вот почти весь. Что за 25 лет по разным причинам из страны вывезли (включая иностранных инвесторов, эмигрантов и туристов), то, по его мнению, так и хранится в офшорах у 1% самых богатых россиян. Другие его досчеты сделаны таким же волюнтаристским образом. Все сколько-нибудь спорные моменты в их базовых допущениях искажают картину исключительно в сторону того, чтобы итоговые показатели неравенства выглядели максимально впечатляющими.
Однако, даже по данным левого Пикетти, Россия не отличается от среднемировых показателей ни в чем, кроме доходов и имущества 1% самых богатых. И даже в отношении доли этого 1% находится на не самом высоком в мире уровне США.
4. Официальная статистика самых уважаемых международных институций покажет нам, что по разным показателям неравенства доходов 5-8 из 10 самых равных стран мира находятся на территории бывшего социалистического лагеря. Согласно некоторым источникам/показателям в эту десятку самых равных стран мира входят даже Украина с Белоруссией, неравенство в которых ниже чем в Швеции.
В то же время ряд экономических исследований (см. например Ю. Нойхаус 2014 и 2016) отмечают, что по ВОСПРИЯТИЮ населением уровня неравенства постсоветские страны-члены ЕС считают себя странами с самым высоким уровнем неравенства (среди стран ОЭСР). Абсолютным рекордсменом в ОЭСР по ОЦЕНКЕ населением уровня неравенства является Венгрия, при этом по факту неравенство доходов в Венгрии ниже даже, чем в Германии.
Нет сомнений в том, где истоки данного когнитивного искажения. Люди реагируют не на абсолютный уровень неравенства, а на его изменения. В 90-е при переходе от плановой экономики к рынку неравенство действительно резко выросло с очень низкого уровня. И население это почувствовало. Свою лепту также внесла, история случайного обогащения тех самых 0,001%, о которых мы еще поговорим. Это общая проблема всех стран бывшего советского блока. Находясь по факту в зоне чрезвычайно высокого равенства наши общества ошибочно считают свои страны сильно неравными.
Социологические исследования демонстрируют, что представления населения о существующем в стране уровне неравенства не зависят от его фактического уровня. От слова «совсем». Коэффициент Джини в Англии в 1,5 (!) раза больше, чем в Дании однако население этих стран оценивает уровень неравенства в них одинаково. Представления населения об уровне неравенства, в Венгрии или Чехии, соответствуют реальному положению дел в очень неравных США. Средние американцы, напротив, занижают уровень своего неравенства и оценивают его так же как немцы своего, хотя фактическое неравенство в США существенно выше. Жители Швейцарии и Германии, имея по факту почти идентичные объективные статистические показатели разных видов неравенства, субъективно оценивают их совершенно по разному. Этот список можно продолжать бесконечно. Представления населения об уровне неравенства определяются господствующими в обществе нарративами, а не фактическим распределением доходов.
Согласно теории «референтных групп», в среднем люди взаимодействуют, с принадлежащими к той же социальной группе, что и они, и мало пересекаются с теми, кто занимает в социальной пирамиде положение сильно выше или сильно ниже. Представители верхних и нижних доходных групп в опросах смещают оценку своего положения ближе к центру по отношению к реальности. При ответе на вопрос, «какая зарплата, по вашему мнению, в среднем характерна для таких-то специальностей?», представители высокодоходных групп склонны завышать зарплаты низкооплачиваемых специальностей, а представители низкодоходных групп — занижать зарплаты высокооплачиваемых специальностей. Даже в сильно неравном обществе большинство населения не способно оценить реальный уровень неравенства, исходя из личного опыта. Их мнение о неравенстве – функция от сообщений СМИ и содержания художественных произведений.
Англосаксонские страны оценивают существующее в стране неравенство традиционно ниже или около факта, скандинавы и немцы незначительно завышают, французы (и прочие страны с сильной «социалистической традицией») завышают сильно, а жители постсоветских стран завышают в отрыве от любой наблюдаемой реальности.
На оценки неравенства влияет не фактическое распределение доходов, а традиция и отношение общества к определенным явлениям. Если в США господствует (тоже не вполне соответствующий действительности) миф о том, что каждый может преуспеть в условиях равных возможностей, то американцы склонны меньше замечать действительно высокое неравенство и переживать по его поводу. Если в постсоветских странах население придает большое значение историям о неправедном обогащении того самого 0,001%, то оно склонно оценивать неравенство как высокое, безотносительно к его фактическому уровню.
Выскажу и другую неочевидную мысль. Значительная часть механизмов негативного влияния неравенства на экономический рост, описанных в экономической литературе (политическая нестабильность, ведущая к меньшей уверенности в правах собственности, а соответственно к снижению инвестиций; поддержка населением политиков-популистов, склонных осуществлять неразумную редистрибутивную политику; рост коррупции, и т. д.), обусловлены не объективным уровнем фактического неравенства, а, господствующими в обществе представлениями о неравенстве, формирующимися газетами и фильмами, а не личным опытом.
Из этого следует, что реальная проблема не только России, но и всего постсоветского пространства, не в фактическом уровне неравенства, а в неадекватно завышенных представлениях о нем. Если девушка с весом ниже нормы считает себя толстой и стремиться похудеть – проблема не в весе девушки, а в ее представлениях. И лечить нужно именно их.
(Формат статьи не позволяет обосновать изложенные выше тезисы подробно. Все ссылки на источники, цифры и графики на эту тему приведены в моей книге «Социальное неравенство. Альтернативный взгляд»).
5. Можно не доверять Росстату (который, заметим, оценивает неравенство в России выше, чем большинство международных структур). Можно верить левым пропагандистам (которые все равно ничего необычного кроме положения верхнего 1% в России не фиксируют). Однако если на большой выборке стран, которые собирают статистику по единым стандартам ЕС и ОЭСР, в рамках исследований проводимых по единой методологии, мы видим, что постсоветские страны склонны резко преувеличивать проблему неравенства, то логично предположить, что в России это преувеличение тоже присутствует. Если вся возможная международная статистика видит постсоветское пространство зоной экстремально высокого равенства, логично предположить, что и Россия относится к этой зоне по многим параметрам.
Для больших сложных систем, которые двигаются из общей исходной точки, по сходным траекториям, крайне сложно так быстро выйти на принципиально отличающиеся социальные пропорции. Если Белоруссия и даже Украина, по некоторым оценкам, попадают в 10-ку самых равных стран мира, то очень сложно предположить, что Россия находится в числе сильно неравных. Единственная значимая поправка – региональные диспропорции (в предыдущей части я объяснял, почему они неустранимы).
Если мы возьмем такой критерий, как доля домохозяйств владеющих собственным жильем, то увидим, что большая часть стран в вершине списка – постсоветские. Если мы возьмем различные показатели неравенства в образовании, то снова с удивлением обнаружим в благополучной верхней части списка рядом с ожидаемыми Ю. Кореей или Финляндией такие неожиданные страны как Сербия или Казахстан. Очевидно, что равенство базовых ресурсов (имущество, образование и т.д.) среди 99% постсоветского населения на рубеже 90-х было гораздо выше, чем в подавляющем большинстве стран мира.
Да, в 90-е 1% резко, а 0,001% сказочно обогатились. Не вот чтобы присвоили сильно большую долю дохода и имущества, чем этим доходным группам принадлежит в других странах, но присвоили их очень быстро и часто не справедливо. Однако остальные 99% населения между собой все это время жили в, по многим параметрам, гораздо более равной реальности, нежели их коллеги по месту в иерархии доходов из других стран. Причем более равной в сравнении не только со странами сопоставимого уровня развития, но даже с большинством стран западной Европы.
Да, исходное постсоветское равенство касается в основном возрастных когорт до начала 1980-х годов рождения. Но на них до сих пор приходится большая часть экономически активного населения. Да, это исходное равенство, истощается, а различные социальные барьеры возрастают. Однако рост этих барьеров кажется чем-то из ряда вон выходящим лишь глазами постсоветских людей. Жители Бразилии или ЮАР очень бы удивились подобным оценкам.
На постсоветском пространстве и правда существовали(ют) некоторые перекосы, касающиеся относительно худшего положения отдельных социальных групп. Однако если мы говорим о неравенстве как среднестатистическом показателе, а не о проблемах отдельных категорий граждан, то подобные перекосы на общую картину практически не влияют. Скорее можно говорить о том, что неравенство на постсоветском пространстве имеет несколько иной социальный профиль нежели в среднем в мире. И этот профиль (например в отношении учителей или пенсионеров) не совпадает с представлениями общества о справедливости. Однако это построение совершенно не равно тезису о том, что неравенство в них является высоким.
Конкретно Россия, и правда, в некоторых отношениях отличается от среднемировых показателей неравенства в худшую сторону. В частности мне очень нравится теория про «сословное неравенство», блестяще описанное С. Кордонским. Однако если мы понимаем неравенство именно в виде неравной защиты прав или сословных привилегий силовиков, то и говорить о нем стоит в этой плоскости, а не про вымышленное «ужасное неравенство доходов».
Возвращаясь к примеру с изначально худой, но стремящейся и дальше худеть девушкой, современный мейнстрим обсуждения неравенства в России выглядит, как если бы врач рекомендовал худой девушке здоровое питание, но напирал при этом на «лишний вес», а не на необходимость получать витамины и вылечить поджелудочную.
6. Вся доступная статистика свидетельствует, что пик неравенства в России пришелся на 2007-2008 год, после чего оно уверенно снижается.
Согласно Росстату Джинни снизился с 0,422 до 0,408, децильный коэфициент с 16,7 до 15,1. Всемирный банк и вовсе считает, что с 2008 года Джинни в России снизился с 0,423 до 0,36 (это ОЧЕНЬ большое снижение: 2/3 пути от США до Франции). Пикетти считает, что пик неравенства в России по Джинни пришелся вообще на 1996 год, дальше было только ниже. По остальным показателям он тоже относит пик на 2007-2008 год. Как и Всемирный Банк, Пикети отмечает после 2008 года гораздо более значительное снижение неравенства, нежели это фиксирует Росстат. Особенно сильное в отношении пресловутого 1%.
Да! Даже левак Пикетти в отношении той цифры, которую он всяческими манипуляциями преувеличивал, признает радикальное (с 27% до 20%) сокращение доли верхнего 1% в доходах после 2008 года.
Еще можно понять, когда кто-то говорит, что в России «высокое» неравенство, потому что «высокое» — понятие относительное. Однако, когда люди сегодня всерьез рассуждают про рост неравенства в России, я искренне недоумеваю. Ни из одного, даже левого, источника уже почти 15 лет как не поступало ни одной свидетельствующей об этом цифры. Зато поступала масса свидетельствующих об обратном. Просто какое-то всеобщее помутнение. Даже уважаемые мной экономисты, в других случаях предпочитающие строгие статданные, в данной теме почему-то их игнорируют. Когда приводишь им данные ответ звучит примерно так: «Мало ли что твой Коперник посчитал, я вижу что Земля плоская, да и все 150 млн граждан России тебе подтвердят, что ходят по плоской Земле. Съезди в деревню, они тебе покажут».
Есть и другие связанные показатели, подтверждающие тенденцию выравнивая доходов. Например доля доходов от предпринимательской деятельности в доходах населения России составляла: 15% в 2000 году, 12,7% в 2010 и 7,6% в 2020. За то же время доля социальных трансфертов в доходах населения менялась следующим образом: 14% в 2000 году, 20,4% в 2010 и 23,1% в 2020. Подобное изменение структуры доходов в принципе не могло не сопровождаться резким снижением неравенства. Весь период путинского правления государство все больше осложняло возможности самостоятельно зарабатывать активным, и все больше раздавало социальным иждивенцам.
Правительство Путина и правда исповедует право-либеральные принципы в вопросах макроэкономики. В смысле предпочтет отложить деньги в кубышку, а не занимать для раздач пенсионерам. Однако путинская политическая система в целом, с ее засильем силовиков и патернализма, оказывает на социум резко выравниванивающие воздействие.
И уж тем более этот выравнивающий вектор усилился в последний год. Война всегда и везде является периодом резкого сокращения неравенства. Любые исследования долгосрочного неравенства однозначно об этом свидетельствуют. Быстрый экономический рост, напротив, часто сопровождается ростом неравенства (в последние 40 лет — в абсолютном большинстве случаев). Активные граждане, создающие новое богатство, как правило, в начале присваивают большую часть вновь созданного. Они же больше теряют в кризисы, когда неравенство снижается.
Если не путать статистическую категорию неравенства с вопросами несправедливого обогащения чиновников или силовиков, то последнее в чем можно обвинить Путина, так это в росте неравенства. Неравенство росло лишь в тот период его правления, который характеризовался высокими темпами экономического роста. И росло оно тогда исключительно вследствие роста и модернизации экономики, вопреки усилиям государства.
Выскажу и такую крамольную мысль, что любая разумная экономическая политика, сопровождающаяся экономическим ростом, почти неизбежно приведет в России к росту неравенства доходов. Как минимум, вследствие дальнейшего ослабления унаследованных от социализма аномалий.
7. Про 1% самых богатых мы здесь поговорить просто не успеем. Кстати это 1,5 млн человек и полагаю в них входит половина из тех, кто читает данный текст. Чтобы попасть в их число, нижний порог по активам в районе 30 млн рублей (включая недвижимость), а по доходам в районе 4 млн рублей в год. Так что верхний 1% это не какие-то злобные казнокрады, а вы – мои дорогие читатели.
Поговорим лучше про 0,001% самых богатых, которые возможно и вправду контролируют в России больше, чем в среднем по миру, и многие из которых получили свое состояние нечестно. На мой взгляд, вопрос налогообложения или, тем более конфискации, активов 0,001% является вопросом не социальной, а экономической политики.
Во-первых, эта группа сверхбогатых максимально мобильна и имеет свойство быстро перемещаться из тех стран, где условия для них оказываются неблагоприятными. Полагаю не меньше половины из тех, кто за последние 30 лет попадал в число этого 0,001% россиян страну уже покинули. Задача любой разумной власти остановить подобный процесс.
Во-вторых, от данной группы обществу необходимо не изъятие денег на социальные выплаты, а грамотные инвестиционные и производственные решения, направленные на развитие экономики.
Один миллион долларов может быть легко потрачен на красивую жизнь. Один миллиард долларов на личное потребление тратят исключительно редко. Как правило, обладание крупным состоянием сводится к обладанию правом на принятие инвестиционных/производственных решений. После определенной суммы, рост состояния почти не ведет к росту личного потребления, а ведет к лишь росту масштаба принимаемых решений. При этом качество принимаемых решений подвергается естественному отбору. Принял правильные решения — количество денег и прав принимать следующие решения увеличилось, неправильные – сократилось. (Пусть в России это не в полной мере так, но и не совсем не так).
В реальном мире, даже при всем желании самого коммунистического правительства, можно передать бедным лишь ту ничтожную часть ресурсов сверхбогатых, которую они тратят на личные расходы. Основную часть их богатства (выражающуюся в праве на принятие решений) можно перераспределить от верхних 0,001% к следующим 0,009% или к чиновникам, но невозможно использовать для выравнивания уровня жизни большинства. Эти сосуды не сообщаются. Большая часть этого состояния, в конечном итоге, представляет собой производственные активы и доходы реинвестируемые в их развитие.
Демонстративное сверхпотребление сверхбогатых — крайне незначительная в масштабах экономики величина. Если считать ее проблемой, то решение лежит в прогрессивном налогообложении дорогой недвижимости, машин и прочих товаров роскоши. Налоговая политика в отношении доходов и активов сверхбогатых людей должна, в первую очередь, преследовать стимулирующую, а не перераспределительную функцию. По крайней мере, если мы хотим, чтобы богатство общества росло, а не чтобы все жили в среднем еще беднее, но ровнее. Все эти вопросы я очень подробно разбираю в своей книге.
8. Теперь пару слов о содержательной части идей Ходорковского в области социальной политики. Ходорковский всецело пребывает в плену иллюзий о «необычайно высоком» и «растущем» неравенстве в России, однако безотносительно к тому, как мы оцениваем текущий уровень неравенства, задача его снижения все равно может быть актуальной, а идеи о том как это сделать – заслуживающими интерес.
Первая идея Ходорковского сводится к тому, чтобы более эффективно изымать природную ренту и направлять ее напрямую на пенсионные и медицинские счета российских граждан. Возможность резко повысить эффективность изъятия ренты кажется мне сомнительной, а идея направлять ее куда-то «напрямую» и вовсе контрпродуктивной.
Если определить текущую природную ренту как выручку добывающих предприятий минус издержки на добычу и минус «нормальную прибыль» добытчиков, то никак не менее 2/3 извлекаемой в России природной ренты приходится сегодня на нефть. Разные методики расчета выйдут на разные пропорции, но я бы сказал, что в «тучные» годы на нефть приходится даже 80% всей российской природной ренты. Все остальные «природные богатства» в совокупности – мелочь на этом фоне.
При ценах более 100 долларов за баррель российское государство в различной форме забирает у нефтяников порядка 70% выручки (!). Т.е. более 90% ренты. В других отраслях ситуация с изъятием ренты разная (везде сильно хуже), но ее там в любом случае порядково меньше. В этой связи я хочу подчеркнуть два важных момента:
(1) Российское государство и так довольно успешно (даже на фоне большинства развитых стран) изымает природную ренту. Как оно эти деньги тратит – другой отдельный вопрос. (2) Львиная доля возможной к изъятию природной ренты приходится на один продукт, цена которого подвержена резким колебаниям. Соответственно объем ренты – величина крайне волатильная.
Куда эта рента идет сейчас? Если мы возьмем исполнение бюджета 2021 с не самой дорогой нефтью, то увидим, что расходы на содержание федерального чиновничества, правоохранителей, оборону, и национальную безопасность составили 7,7 трлн рублей. При этом нефтегазовые доходы бюджета — 9,3 трлн. Таким образом, можно условно сказать, что до войны за счет ренты обеспечивались все функции центра кроме социальных и экономических, и еще что-то оставалось. На более длинном горизонте то, что «оставалось», в «тучные» годы откладывалось в кубышку, а в «голодные» тратилось на дофинансирование текущих расходов и различные антикризисные меры.
На мой взгляд, подобная модель, созданная Кудриным в середине 2000-х, является оптимальной для страны столь сильно зависимой от цен на один экспортный продукт. В первую очередь потому, что позволяет сглаживать влияние колебаний нефтяных котировок на обменный курс и экономическую активность.
Любая прямая раздача рентных доходов населению неизбежно приводила бы к тому, что в период высоких цен на нефть росли бы спрос, инфляция и экономическая активность. В период низких цен все это бы также резко падало. Все это, в совокупности с возросшей волатильностью курса рубля, резко увеличивало бы инвестиционные риски и подрывало долгосрочный экономический рост.
Ходорковский вместо прямой раздачи предлагает раздавать опосредованную, через социальную систему. Т.е. вместо ситуации, когда центральное правительство содержится за счет ренты, а система социального обеспечения за счет взносов граждан (как и в большинстве стран мира), Ходорковский предлагает финансировать долгосрочные регулярные социальные выплаты из такого крайне волатильного (и не факт, что долгосрочного) источника, как нефтяные доходы. Это чрезмерно рискованно даже в 3-5 летней перспективе, а на 30-50 летней (на которую и следует планировать любые пенсионные решения) подобная модель однозначно не устойчива.
Есть и другие проблемы. Социальная система помимо перераспределительной исполняет и стимулирующую функцию. Люди с большими зарплатами должны иметь большие пенсии и лучшую страховку. Ренту же иначе как поровну делить было бы странно. Молчу уже о том, что функции центрального правительства все равно надо как-то финансировать.
Вторая идея Ходорковского сводится к тому, чтобы конфисковать активы связанных с путинским режимом чиновников и олигархов и раздать их населению в рамках «правильной» приватизации 2.0, учитывающей ошибки предыдущей. Здесь у меня снова оговорка к первой части и полное несогласие со второй.
Если режим и правда падет, то какая-то репрессивная конфискация в отношении активов связанных с ним лиц, наверное, неизбежна. Однако это крайне экономически рискованное мероприятие, которое сложно провести не повышая инвестиционные риски в экономике и не искажая стимулы. Предпринимательская энергия всегда направляется туда, где меньше всего усилий приносят наибольшие доходы. Если перераспределять существующие активы выгоднее, нежели создавать новые, то вы получите очередные несколько лет, потерянных для роста экономики. А если вопрос о том, какие еще люди и активы могут оказаться в конфискационных списках, будет подвешен на длительное время, это крайне негативно отразится на инвестиционном климате и т.д.
А вот зачем раздавать конфискованные активы населению через ваучеры 2.0 – ума не приложу. Т.е. мне понятно, почему Ходорковский много думал об ошибках приватизации и, что ему лично хочется их исправить. Однако во-первых, никакие «защиты от дурака» и моратории на использование ваучеров, в реальности, не позволят избежать повторения сценария, когда большинство отдаст свои права за бесценок, а меньшинство резко выиграет. Так было во всех «ваучерных» экспериментах (пусть и в разной степени). Это следствие свойств человеческой натуры. Во-вторых подобное решение не имеет ни малейшего смысла с точки зрения эффективности экономики и роста благосостояния.
Если задача подобного мероприятия в том, чтобы люди считали текущее социальное устройство более справедливым, то разумнее было бы передать подобные активы НПФ, отправив вырученные деньги на накопительные пенсионные счета россиян поровну. Самая дорогая (в деньгах) задача государства на горизонте ближайших 50 лет – в условиях старения населения финансировать текущие пенсии, параллельно находя деньги для создания накопительных пенсий для будущих поколений. Никакие конфискации ее, конечно не решат, но немного помогут.
9. В завершение очень кратко скажу о том какие изменения, на мой взгляд, действительно необходимы российской социальной политике.
Необходимо увеличить адресность социальной помощи. Равномерное размазывание выплат безотносительно к степени реальной нужды – главное отличие российской системы социальной поддержки от систем развитых стран. В западной Европе размер конечной выплаты зависит от десятка разных факторов, (например числа людей в домохозяйстве) и складывается из различных, зависящих от обстоятельств доплат. А допустим в Австралии, люди обладающие активами больше определенной суммы в принципе лишены прав на получение социальной части пенсии. Подобные меры крайне сложны в реализации, но настоящие полезные реформы, в отличии от политических лозунгов, всегда плохо понятны населению и сложны в реализации.
Следует усилить стимулирующую компоненту социальной политики. Надо не просто раздавать деньги, а по мере возможности стимулировать продуктивное поведение. Остро необходимо расширение накопительной компоненты пенсионной системы. Можно подумать об увеличении налогов на потребление, в особенности прогрессивного налогообложения роскошного сверхпотребления.
И главное – перестаньте твердить худой девушке о вреде лишнего веса. Никакой пользы, кроме вреда, это не принесет.